Меч Алдонеса

Брэдли Мэрион Зиммер

Я мрачно кивнул. Мне он, в общем, нравился. Как и я сам, он принадлежал двум мирам одновременно; только он выбрал свой путь, а я — свой.

— Вероятно, следовало бы, — ответил я. — Но, мне кажется, вы их никогда не дождетесь.

Он пожал плечами и швырнул телеграмму в корзину.

— Значит, мне вечно придется ожидать от вас какого-нибудь нового подвоха. И все же нам надо поговорить. Времена изменились. Дарковер уже не тот,

что раньше.

Я снова мрачно кивнул. Комин победил в схватке с Шаррой, но проиграл в борьбе с землянами.

— Я получил телеграмму из Главного Управления. Мне предлагается начать формирование временного правительства во главе с Хастуром. Регентом, конечно. Хастур человек рассудительный и честный, люди ему доверяют.

Я покивал в знак согласия. Хастуры на протяжении многих поколений были стержнем Комина; Дарковеру будет, наверное, даже легче без всех остальных его членов.

— Вы, Реджис, видимо, пойдете по стопам деда. Когда вы достигнете его возраста, ваш народ будет психологически готов сам выбирать тех, кто намерен им править. А вы. Лью Элтон…

— На меня можете не рассчитывать, — коротко ответил я.

— Выбор у вас ограниченный. Или вы остаетесь здесь и помогаете нам налаживать порядок, или отправляетесь в изгнание.

Реджис повернулся ко мне:

— Лью, народу нужны новые лидеры, здешние. Такие, кто будет полностью ему предан. Лоутон, конечно, сделает все от него зависящее, но он — человек Терры и всегда был им.

Я с сожалением посмотрел на юного Хастура. Может, именно это ему и нужно? Быть правителем. Пусть пока марионеточным, но все же работать на благо Дарковера, сдерживая волну наступления землян насколько это возможно. Может, и мне занять место с ним рядом?

— Ты ведь поможешь мне. Лью? Вместе мы многое могли бы сделать!

Он был прав. Но я всю жизнь оказывался меж двух огней, и каждая из сторон вечно обвиняла меня в измене. И в будущем ни одна не поверит мне до конца.

— Если вы покинете планету, то навсегда, — предупредил Лоутон. — Ваши имения будут конфискованы. И вам никогда не позволят вернуться. Нам тут кадарины больше не нужны!

Правда глаза колет, но это действительно была правда. В том-то и заключалась ошибка Комина. Ложный патриотизм. Стремление к полной самостоятельности при полном отсутствии равновесия. Может быть, просто неспособность обнаружить добрые качества у своего противника.

Но я сам был из Комина. Я не просил о столь высоком рождении,

но здесь уж ничего нельзя было изменить. Я отвел глаза, не желая видеть искреннюю мольбу во взгляде Реджиса.

— Нет, — сказал я. — Мы уедем отсюда. Мне нужно всего три вещи. На это я могу рассчитывать?

— Зависит от того, какие именно, — ответил Лоутон.

Я взял Дио за руку.

— Первое — сочетаться с Дио браком по нашим законам и в присутствии наших свидетелей, — спокойно начал я. — Затем оформить документы на удочерение Марджи. Она моя дочь, хотя там все так перепуталось… И последнее, продолжал я: — Паспорта с визами для четырех человек.

Да, для четырех. Андресу вряд ли захочется оставаться здесь одному и смотреть, как земляне постепенно подчиняют себе все. Хотя это, видимо, единственный верный способ положить конец долгой истории Комина.

— Куда вы отправитесь? — спросил Реджис. Я посмотрел Дио прямо в глаза. Она ответила взглядом, полным мужества. Я знал, куда хочу уехать и что буду там делать, но могу ли я требовать того же от Дио? Так и не ответив Реджису, я смотрел на нее. В конце концов у меня и на Терре были земли и кое-какое наследство; я мог предъявить свои права и жить там, ни в чем не нуждаясь.

Марджа слезла с моих колен, подбежала к Дио и обняла ее. Дио погладила девочку. И тут я принял решение.

Где-то в центре Галактики находились новые, еще не освоенные миры, где о Земле-Терре имели весьма смутное представление, а уж о Дарковере вообще никогда не слыхали. Туда отправлялись многие, кому не было места в нашей чистенькой и вылизанной, давно освоенной Вселенной.

Если Империя когда-нибудь туда доберется, это будет уже после нас.

Я подошел к Дио и Мардже и обнял их обеих.

— Чем дальше — тем лучше, — сказал я. Лоутон быстро взглянул на меня. Мне показалось, что сейчас он начнет возражать. Но он передумал. Улыбнулся дружески и поднялся из-за стола. Этот жест выражал одновременно и сожаление, и прощание.

— Я все устрою, — только и сказал он. Три дня спустя мы были уже в космосе.

Дарковер! Кровавое солнце! Что с вами теперь стало? Я живу в светлом мире, но иногда, на закате, вспоминаю башни Тендары и горы, по которым когда-то бродил. Изгнанник может быть счастлив, но тем не менее он всегда остается только изгнанником. Прощай, Дарковер! Ты всегда был для меня планетой мрака!