Меч ангелов

Злой разбойник вопил, как проклятый (а кто бы, скажите на милость, на его месте не завопил?), когда легионеры прибивали его руки к кресту. Добрый разбойник кричать не мог, потому что перед представлением ему вырвали язык и сшили губы. Иисус возвышался над всеми ними, глядя в пространство болезненными глазами, и на лице его было страдание. Между тем, легионер ударил в последний раз молотом по железному гвоздю, и крест со злым разбойником подняли на верёвке и установили. Женщина, стоящая рядом со мной, громко рыдала, её сын смотрел на всё выпученными глазами, засунув палец в рот. Злодей не прекращал кричать и мешал дальнейшему ходу представления, и тогда легионер с силой ударил его под сердце остриём копья. Распятый человек выпрямился, потом обмяк, и его голова упала на плечо. Изо рта его потекла толстая струйка темно-красной крови. Настало время Иисуса. Актёр, который его играл, (в его случае гвозди вбивали между пальцами, в пузыри со свиной кровью) оглядел всех вокруг, и громко сказал:

– Смиритесь пред Отцом и уверуйте в меня. Те, кто уверует, сегодня будет вкушать славу Божию!

– Вкушать славу?
– Сказал кто-то рядом со мной.
– Меч Господень, из года в год становятся всё слабее!

Я повернулся, чтобы посмотреть, кто произнёс эти смелые слова, и увидел мастера Риттера, поэта, драматурга и актёра. Он сходил с ума, что не ему доверена подготовка представления, ибо такие постановки были связаны с весьма высокими гонорарами. А мастер Риттер, как и большинство художников, страдал от хронической нехватки денежных средств. В чём, несомненно, был схож с вашим покорным слугой.

– Вы писали вещи и похуже, - прошептал я злобно и дал знак, чтобы больше меня не отвлекал.

– Отвергните сатану!
– Почти кричал актёр, играющий Иисуса. – Истинно говорю вам, настал час, когда вы должны сделать выбор. Милосердный Бог говорит моими устами: смиритесь пред славой Господней!

Один из легионеров сел рядом с крестом и вынул из-за пазухи бурдюк с вином, второй подошёл и ткнул Христа тупым концом копья. Толпа гневно взревела, и легионеру прилетело гнилым яблоком по голове. Он обернулся в гневе, ища глазами того, кто это сделал. Не нашёл и только, сплюнув под ноги, отошёл на несколько шагов в сторону, чтобы крест с висящим Иисусом заслонил его от следующих бросков.

– Это трагедия или балаган? – Снова послышался сварливый шёпот Риттера.

Он кривил рот в недовольной гримасе и теребил узкую чёрную бородку, которую он, кажется, отрастил недавно, и которая придавала ему вид удручённого козла. Между тем, Иисус печально склонил голову.

–Не смирились пред Господом, - сказал он, как будто сам себе, но его слова разнеслись громким эхом, поскольку аудитория молчала, зная, что приближается кульминация.
– Остались полны презрения, высокомерия и равнодушия. Так что же мне делать?
– Он оглядел аудиторию, словно ожидая, что она посоветует ему

– Покарай их!
– Закричал один из нанятых зрителей, и толпа вторила ему.

– Сойди к нам, Иисус! Покарай грешников!

– Может, я должен проявить милосердие?
– Спросил актёр в пространство.

– Нет! Нет! Довольно жалости! Покарай их!

– Да!
– Сказал Иисус громким голосом.
– Ибо разве не совершу милосердный поступок, убивая бешеную собаку? Разве не защищу таким образом верного стада? Разве хороший пастух может позволить его пастве дрожать от ужаса пред зверем?

– Нет, не может! Сойди и покарай их! Убей зверя!

– Да будет так!
– Крикнул актёр, и за его плечами грянул гром и появилось сияние.

Упал с потолка белый занавес, заслоняя кресты, но почти сразу же снова поднялся. Иисус стоял теперь в сияющих доспехах, в шлеме с широкой стрелкой и с мечом в руке. С плеч его струился вышитый золотой нитью пурпурный плащ.

– Подменили актёра, - заявил Риттер, что было совершенно излишне, так как я знал, что первый актёр не способен переодеться так быстро. Но зрители не должны были догадаться об этом обмене фигур, потому что шлем со стрелкой не позволял ясно разглядеть черты лица.

Легионеры отступали в притворном ужасе, который скоро превратился в настоящий, когда Иисус взмахнул мечом и отрубил голову одному из них, так что струя крови из тела брызнула прямо на зрителей, а его голова покатилась к краю сцены. Конечно, страх охватил только второго из легионеров, потому что первый умер, не успев понять, что представление приняло столь неожиданный оборот. Человек пытался защититься копьём, но меч Иисуса перерубил древко, а затем лезвие вошло почти по самую рукоятку в грудь жертвы. Легионер упал на колени с выражением крайнего удивления на лице, а публика кричала и хлопала в ладоши. Седой, производящий впечатление крестьянина, человек, стоящий передо мной, вытер с усов капли крови. Он уставился на сцену широко раскрытыми глазами и что-то бормотал про себя.

– Ну, ну, - сказал мастер Риттер, на этот раз с оттенком невольного восхищения.

Признаюсь, что такое развитие ситуации удивило также и меня, ибо раньше рождественские представления никогда не проводились в настолько радикальной форме. Да, добрый и злой разбойники распинались всегда по настоящему, но для этих ролей выбирались закоренелые преступники, приговорённые к смертной казни Городскими Скамьями. Теперь я впервые увидел, чтобы легионеры были убиты на сцене, а один из играющих роль Иисуса актёров, должно быть, был профессиональным фехтовальщиком, так как сражался с видимым с первого взгляда мастерством. Публика была в восторге, но мне было интересно, когда авторам придёт на ум пустить вооружённых Христа и апостолов на смотрящую представление толпу. В конце концов, Писание ясно говорит:

в тот день улицы Иерусалима текли кровью.

Кто знает, может быть, в один прекрасный день на постановке воображение авторов воскресит для мещан Хез-Хезрона события тех давних дней в виде гораздо более буквальном, чем им хотелось бы.

Представление в основном закончилась, и актёр, играющий Иисуса, торжественным тоном цитировал Святую Книгу. Вокруг его плеч сиял золотой ореол, а под потолком на шнурах плавало что-то белое и крылатое, что, по мнению авторов, символизировало ангелов. Я могу только надеяться, что мой ангел этого не видит, потому что он часто бывал вспыльчив в отношении его образа и не любил, когда ему не выказывалось должное уважение.