Меч Бури
Шрифт:
«Ага, – подумал Гнейсс, – этот уже на стороне Хорнфела».
Хорнфел тоже понял это и улыбнулся. «Ну, ну, – подумал Гнейсс, – разулыбался… Всем и так понятно, что Туфа уже твой».
Гнейсс вздохнул и забарабанил пальцами по мраморному подлокотнику своего кресла. Блаф из Ахора проголосует за предложение Хорнфела. Он всегда поступал так, если, конечно, не спал. Овражный гном был жалким, ничтожным созданием, но Гнейсс хорошо понимал, что Хорнфел не будет пренебрегать ничьей поддержкой. Хотя бы и поддержкой овражного гнома.
А Блаф между тем блаженно спал, голова его мирно покоилась.
Однако сам Гнейсс еще не решил, как он будет голосовать. Вообще-то он, как и Ранс, не хотел, чтобы в Торбардин были допущены люди; вместе с тем он не был удивлен, что Хорнфел готов предоставить приют в Торбардине восьми сотням беглецов, ведь в Хайларе уже не раз бывали люди. В последние три года Хорнфел, например, был очень дружен с долговязым желтоволосым магом, – кстати, любопытно, а где сейчас этот Музыкант?
Рилгар наклонился к подлокотнику кресла, всем своим видом показывая, что ему до смерти надоела эта бессмысленная перебранка. Гнейсс взглянул на тана Тейвара и вздрогнул: Рилгар, почувствовав направленный на него взгляд, посмотрел в его сторону и улыбнулся.
Это была улыбка змеи, гревшейся на солнце и широко раскрывшей пасть. Встретив взгляд этих змеиных глаз, Гнейсс сразу же отвел свои в сторону. Он вдруг представил себе, что Рилгар сейчас подслушивает его мысли! Колдовство Черной магии и ещё более черные мысли делали сейчас глаза мага племени дерро черными. Казалось, он очень доволен, придумав какой-то свой план, и этот план он во что бы то ни стало исполнит.
Что это за план?
Холодная игла страха пронзила все тело тана Девара, но он все же пересилил себя и снова взглянул на Рилгара. Ни для кого не было секретом, что Рилгар – противник Хорнфела. Сейчас в Торбардине нет никого, кто мог бы по гномским законам претендовать на трон Верховного Короля. Значит, никто и не должен претендовать. Но по Торбардину уже два года ходят слухи, что Королевский Меч выкован, причем именно в Хайларе и именно для Хайлара, и что в споре за обладание этим Мечом уже пролилась кровь.
Гнейсс верил этим слухам не более, чем легендам о том, что кто-то когда-то, в один прекрасный день, найдет Молот Хараса. Но… Если слух о Мече все же достоверен, то Хорнфел мог претендовать на трон Короля-регента. Этого Рилгар не потерпит. Страсть тана Тейвара к власти столь же велика, как и его темная душа.
«Ох, Хорнфел, – думал Гнейсс. – Я не знаю, существует ли уже действительно Королевский Меч, но я знаю, в чьи глаза должен ты всмотреться особенно пристально. Когда-нибудь ты прочтешь в них, долго ли тебе осталось жить».
Гнейсс наклонился вперед.
– Вот что я тебе скажу, Ранс: предложение Хорнфела следует рассмотреть со всех сторон. Да, эта война, что сейчас вдет наверху, не наше дело. Не мы развязали ее, и не нам в ней участвовать. С тем, что люди и эльфы сами породили, они сами и должны разбираться.
Ранс почесал бороду, собираясь что-то сказать, но Гнейсс остановил его своим ледяным взглядом и продолжил:
– Тем не менее тан Хайлара прав. Мы можем не обращать внимания на войну, но она все равно останется реально существующим событием. И она приближается
Молчавший до сих пор Хорнфел посмотрел на Гнейсса. «Очевидно, он сказал не все, что мог бы, но, безусловно, он присоединился к моему предложению».
Наконец Хорнфел заговорил, голос его был низким и ровным:
– Девар, безусловно, прав. Время у нас пока мне есть. Однако поступь вражеской армий Нам все слышнее и слышнее. Думайте, друзья, Думайте хорошенько. Так или иначе скоро у нас возникнет необходимость искать себе союзников. Пакс Таркас – это неприступная крепость армии драконов. Верминаард жив. Да, рабы, которых он держал в наших же древних шахтах, освобождены, но вовсе не войсками какого-либо государства; если донесения разведчиков верны, эти восемьсот человек спасены группой, в которой было всего-навсего девять смельчаков.
Глаза Хорнфела сузились. Золотистый свет факелов скользил пот его каштановой бороде.
– Эти беглецы, по своей воле или нет, пришли в Торбардин. И Верминаард знает об этом.
– О да, – проворчал Ранс, – я не сомневаюсь, что он знает. Но тогда почему же ты хочешь принять их?
Когда Хорнфел отвечал, Гнейсс в его голосе услышал грохот камней и ощутил холод льда.
– Потому, Ранс, что мы – гномы Торбардина и мы сами вольны распоряжаться своей судьбой. Верминаард не смеет указывать нам, когда и кому должны мы оказывать гостеприимство. – Он внезапно поднялся со своего места и жестом показал на Блафа, все еще похрапывающего и что-то; бормочущего во сне. – Если мы разбудим Ахора, я знаю, что бы он нам сказал, и сейчас я согласен с его словами. Да, уже поздно, и все мы устали, пора спать. Давайте завтра соберемся снова.
Хорнфел вышел из зала. Традиционное право тана Хайлара: открывать и закрывать заседания Совета по своему усмотрению.
«Он редко пользуется этим своим правом, – подумал Гнейсс, – но, если пользуется, ни у кого не спрашивает на то разрешения». Девар задумчиво потер тыльную сторону руки. Ранс и Рилгар улыбнулись друг другу.
Рилгар быстро шел по темным тоннелям мимо помещений, в которых содержались домашние животные. Он шел без факела, но шел уверенно. Как и всякий тейварец, Рилгар был не только приспособлен к жизни в темноте – он любил темноту. Здесь, в абсолютном мраке тоннелей, он чувствовал себя словно рыба в воде. Тусклый красный огонь светился в глубине его глаз.
Конечно, Хорнфелу не удалось убедить весь Совет Танов в том, что войну, пылающую на поверхности Кринна, он оценивает верно; однако он был близок к этому. «Глупость какая-то, – презрительно думал Рилгар, – и надо же было взывать к священным традициям гномского гостеприимства и вольности! Однако именно этот призыв может сработать. Немногие члены Совета действительно хотели предоставить убежище восьми сотням бродяг, но, тем не менее, они вспомнили, что сами вольны сделать свой выбор, и никому не позволят вмешиваться в их решение».