Меч эльфов
Шрифт:
Каждый рыцарь нес правду на своем щите. Но ведь мир полон слепцов!
— Мальчик родом из Ланцака?
По лицу Мишель было видно, как сильно подействовало на нее его молчание. Леон улыбнулся, отлично понимая, что улыбка только ухудшит ситуацию. Его улыбка не нравилась никому!
— Да, это написано в моем отчете.
— И он не из рода графа?
Глубоко погруженный в раздумья, Леон поигрывал своей бородой. Название Ланцак что-то говорило ему. Нужно посмотреть в архивах.
— Его родители были простыми людьми. Отец работал оружейником у графа.
— Вот как. А его мать красивая была? Может быть, она была шлюшкой, которая
Мишель оскорбленно посмотрела на него.
— Он говорит о своей матери только хорошее, говорит, что она была красива. — Женщина пожала плечами. — Но, пожалуй, так говорят все сыновья о своих матерях.
— Ни в коем случае! Моя была толстой проституткой. Рыбачка, от которой воняло трупами, которые она изо дня в день продавала на рыбном рынке Марчиллы. И она испытывала слабость к морякам. Настолько сильную слабость, что отыскивать отца мне приходится среди дюжины парней. Она лупила меня почти каждый день. Но я отомстил ей: еще ни разу за всю свою жизнь я не отозвался о ней хорошо.
Мишель смотрела в одну только ей видимую точку перед носками своих сапог.
— Не думаю, чтобы у меня было особенно ужасное детство. Так же, как мне, живется тысячам детей. Но однажды, когда победит божественный свет, мы создадим идеальный мир. Мир, в котором дети говорят о своих отцах и матерях только хорошее. Мир, в котором царит божественная милость и больше не нужны такие рыцари, как мы. Ради этого мы живем и умираем, Мишель.
Она подняла на него взгляд. И снова в ее глазах зажегся старый огонь. Она всегда глубоко проникалась этими идеалами, поэтому и ослушалась приказа Оноре на мосту через Бресну. Она не могла жить в мире, где рыцари ордена убивают детей, и была готова пожертвовать победой ради этого убеждения. За это Леон ее и любил, хотя никогда бы в этом не признался. Точно так же, как никогда не скажет ей, что мать его была настоящей бюргерской дочкой из Марчиллы и что на самом деле он ее очень любил. Правда имела второстепенное значение, когда нужно было сформировать рыцаря Валлонкура. Играло роль только то, что рыцари ордена были пропитаны верой. В Валлонкуре нужно было формировать таких рыцарей, как Мишель, а не таких безжалостных борцов, как Оноре. Но миру такие Оноре пока нужнее, чтобы наконец завершить божественную войну.
— Он произвел хорошее впечатление? — спросила Мишель.
Леон не сдержал ухмылки: медленно, словно кошка, крадущаяся вокруг миски с горячей кашей, она приблизилась к единственному решающему вопросу.
— Да. Его примут. Только не говори ему этого. Он должен еще немного посомневаться. Приведи его завтра перед церемонией. Подойди ко мне и заговори со мной. Пусть он подумает, что ты до последнего вступалась за него и что одной тебе он обязан тем, что его приняли в наши ряды.
— Почему это так необходимо?
— Нам будет нужен кто-то, кому он доверяет. Кто-то, кого он посвятит во все свои тайны. И это будешь ты, Мишель. Потому что для меня важно, чтобы человек, с которым он делится самым сокровенным, не имел тайн от меня.
Он положил руку на ее отчет о мальчике. Отчет, который мог стать для него смертным приговором.
— Я не могу этого сделать. Я…
— Это не предательство, Мишель. Ты поможешь ему и нашему ордену. Это важно. А его детская невинность покорила твое сердце, я вижу. В нем много хорошего. Может, когда-нибудь он станет одним из лучших среди нас. Но ему нужен проводник, чтобы пройти этот путь.
Он покачал головой. Об этом ей ничего не надо знать. Пусть все ниточки будут у него в руках.
— Ты станешь его учительницей.
— Но я не умею…
— Не беспокойся. Ты будешь преподавать не математику, анатомию или тактику. Ты будешь учителем фехтования послушников сорок седьмого набора Валлонкура. Насколько я помню, ты была лучшей в своем выпуске и справишься с этим делом.
Он сказал это с легкостью, но, когда подумал о том, с кем ей придется столкнуться, пришли сомнения. За ней тоже нужно будет хорошенько присматривать.
— Ты была Львицей, не так ли?
Это можно было и не спрашивать: только вчера он читал ее досье. Он знал, что она придет и приведет с собой мальчика. Уже тогда, когда он только получил ее отчет, ему стало ясно, что с этим мальчиком будут сложности. Он хотел, чтобы она подумала о своем старом звене, хотел апеллировать к ее гордости, к ее памяти о тех, кого она бросила в Ланцаке. Немногие оставшиеся в живых в борьбе с войной и чумой.
— Да, я Львица, — призналась она.
Леон ухмыльнулся. Он тоже был из числа Львов. Возможно, старый примарх держался так тогда из-за своего имени.
— Из Львов получаются лучшие и худшие в нашем ордене. К кому из них принадлежишь ты?
Выглядела она подавленно.
— Не думаю, что они отнесут меня к числу лучших.
— Из-за Оноре?
Целая гамма чувств сменилась на ее лице. Она уже не могла контролировать свои чувства.
— Тебе ведь ясно, что мне известны такие вещи. Это моя задача как примарха.
— Да. Ты наказываешь меня.
— Я делаю тебя учительницей. Большинство из нас почитают за честь вернуться в Валлонкур и стать учителем. А ты разве так не считаешь?
— Это все просто очень неожиданно.
— Иногда нам нужно возвращаться сюда и побыть здесь некоторое время, — добродушно произнес он. — Валлонкур придает силы нашим душам. Все мы когда-нибудь возвращаемся сюда.
— Да.
Он с удовлетворением отметил, что к ней вернулось равновесие. Слишком много она видела в Друсне, поэтому тосковала по миру.
— Ты действительно полагаешь, что он мог бы стать Львом, брат Леон?
— Это наполнило бы тебя гордостью?
Она кивнула.
— Что ж, пути Тьюреда неисповедимы. Возможно, он сделает его Драконом или причислит его к Башням. Я сделал бы его Львом. Давай подождем чуда пробуждения. Ты станешь свидетельницей этого, не так ли?
Она снова кивнула.
— Тогда молись, чтобы он стал Львом. Молитвы помогают.
Решение было давно принято. Кроме него были только два человека, которые знали, что завтра не произойдет чуда: два геральдиста, которые послезавтра утонут во время обратного пути в Марчиллу. То, что произойдет завтра, можно считать чудом алхимии. На кажущихся белыми рубашках послушников невидимой краской были нарисованы их гербы. Только когда эта краска приходила в соприкосновение с серной водой из Источника пробуждения, она становилась видимой и проявлялась чудесным светящимся красным цветом. Хорошо, когда послушники уже в первый свой день в ордене причащаются чуду. Это укрепляет веру. И обновляет веру в тех, кто наблюдает пробуждение. Лучше разумно подбирать звенья, чем предоставлять это воле случая. Тьюред любит тех, у кого достаточно мужества и сил, чтобы строить его мир. А кто ошибется, того он приведет к падению.