Меч и перо

Ордубади Мамед Саид

* Караван-сарай - постоялый двор.

Дильшад вынула из платка ожерелье, подаренное ей Фахреддином, и бросила на спящих нищих. После этого она немного успокоилась. Девушка была уверена, у нищих при дележке ценной вещи возникнут разногласия и в городе станет известно, каким образом в руки бродяг попало драгоценное ожерелье.

На ожерельи была надпись: "От Фахреддина возлюбленной Дильшад".

АРАН

В Гяндже царило волнение. Пять тысяч аскеров-иракцев и персов - из войска, посланного для подавления недовольства в Азербайджане, разместились в Араке. Этот отряд, присланный атабеком Мухаммедом, передвигался по указанию эмира Инанча по стране, карая крестьян, которые отказывались

платить налоги, грабя деревни. Людей бросали в тюрьмы, ссылали. Крестьян, не желавших молиться в мечетях за халифа Мустаршидбиллаха, султана Тогрула и атабека Мухаммеда, безжалостно убивали.

Но ликвидировать неповиновение в самой Гяндже оказалось делом трудным, так как интеллигенция города и народные авторитеты возмутились, поняв обман правителя, и начали проявлять непокорность.

Хатиб Гянджи вернулся из Мекки. В город слетелись мюриды, которые в свое время, боясь народной мести, укрылись в Ширванском государстве. Разгуливая с палками по улицам Гянджи, они избивали и оскорбляли горожан.

Ученые, поэты, служители искусств были лишены возможности появляться в общественных местах и мечетях, выходить на прогулки.

Мюриды обратились к эмиру Инанчу с требованием вторично выслать Мехсети-ханум из города, но правитель Гянджи, прослышав о том, что хекмдар Азербайджана Кызыл-Арслан ценит поэзию и литератру и питает уважение к Мехсети-ханум и Низами, поведал об этом хатибу и приказал, чтобы тот не допустил нападения мюридов на поэтессу.

После возвращения хатиба в Гянджу ненависть народа к правительству разгорелась с небывалой силой. Эмир Инанч, стремясь предотвратить назревающее восстание и вынудить народ принести присягу на верноподданство новой династии, пригласил в мечеть авторитетных и уважаемых лиц Арана. Он надеялся наставить их на путь истинный и склонить к повиновению новой династии.

Фахреддин был в числе приглашенных. Письмо, полученное им от имени Дильшад, уменьшило его неприязнь к эмиру. Он видел: письмо написано рукой Дильшад; несомненно, это ее почерк. Но Фахреддин знал, что ему придется выступить в мечети против правителя Гянджи, а это не могло не осложнить положения Дильшад; возможно даже, эмир заберет свое согласие на их брак.

Фахреддин ломал голову: как быть? Он страстно любил Дильшад, его радовало, что отныне эмир Инанч не препятствует их любви, но разве он мог смириться с действиями эмира Инанча и атабека Мухаммеда в Азербайджане? Фахреддин негодовал, видя, как стремление народа к свободе подавляется арабскими копьями, персидскими и иракскими мечами.

Что он мог поделать? Мужественный человек был растерян и не знал, что предпринять. Положение казалось безвыходным. Когда Фахреддин решил, что непременно выступит прстш эмира, перед глазами ею встала Дильшад. "Фахреддин, - говорила она,- подумай обо мне. Если эмир откажется от своего обещания, я умру".

Он с болью слушал печальную мольбу любимой и хотел сказать: "Дильшад, верь, твоя любовь дороже всего для меня!", - но тут взору его предстали тысячи девушек и женщин в рубищах, по их спинам гуляли плети карателей. Удары этих плетей, сопровождаемые лязгом копий, заглушили умоляющий голос Дильшад.

По дороге в мечеть Низами зашел за Фахреддииом. От него не укрылось, что друг не, в себе, - Ты чем-то взволнован?
– спросил он.

– Да, я думаю...

– Интересно, о чем?

– Близко наше, счастье,

– Чье - наше?

– Мое и Дильшад.

– Ты имеешь в виду вашу женитьбу?

– Да, именно ее. По-твоему, это не великое счастье?

– Если вы поженитесь, я буду рад.

– Прежде я не верил этому, но сейчас верю.

– Есть новости?

– Да, приятное известие.

– Смотри, не обманись. Не из тех ли это

известий, которые приносит Себа-ханум?

– Нет, Себа-ханум здесь ни при чем. Дильшад прислала мне письмо. От тебя секретов нет, ты можешь прочесть его.

Фахреддин достал из кармана письмо и протянул Другу.

Низами внимательно прочел его и, не выпуская листка бумаги из рук, задумался.

– Письмо написано рукой Дильшад, в этом не может быть сомнений. Но письмо написано не без причины.

– Причина ясна: эмир решил известить меня, чтобы я готовился.

– Нет, Фахреддин, не могу поверить этому. Я не думал, что ты такой легковерный и простодушный. Тебе ли не знать эмира Инанча? Разве ты не читал его письма к халифу? Неужели не понятно, что он хитрит, хочет выиграть время, потому и обещает отдать за тебя Дильшад?.. Сейчас его положение упрочилось, за его спиной стоит многочисленное войско. Думаешь, он сдержит слово? Разве он сейчас отдаст Дильшад по доброй воле? Я уверен, это письмо -коварная хитрость. Поверь, оно связано с большим происшествием. Я хочу, чтобы мой друг был не только героем меча и копья, но и героем мысли, разума! Не заблуждайся. Я думаю, Дильшад уже нет в Гяндже. Письмо прислали для того, чтобы ввести тебя в заблуждение.

– К чему Дильшад вводить меня в заблуждение?! Это невероятно!

– Дильшад не вводит тебя в заблуждение. Ее тоже обманули и заставили написать это письмо.

Фахреддин задумался. Лицо его омрачилось.

– Пошли в мечеть!
– сказал он твердо и решительно.
– Я знаю, что сказать там.

Низами разгадал, какие сомнения терзают друга.

– Если народ молчит, твои слова должны разбить панцирь молчания и дать толчок мыслям народа, - сказал он с улыбкой.- Если вожди молчат, народ может посчитать врага правым и отречься от своих вождей. Герои - это те, кто в войне умело владеют мечом, а в мире - мудрой и убедительной речью. Судьба и будущее народа, как бы он ни был беден и беспомощен, для нас дороже, чем счастье одного человека. Подумай, решается судьба азербайджанского народа создателя высокой культуры на Востоке. Надо смело и прямо говорить с теми, кто хочет держать в одном сосуде нашу самобытную культуру и отсталую, угасающую культуру персов и арабов. Мы идем впереди! Те, кто стремится повернуть нас вспять, вогнав в колодку арабской культуры, ошибаются. И мы обязаны сказать им об их заблуждении. А это возможно только в беседе. Арабы навязали нам религию - мы приняли ее, принесли нам секты и религиозные течения - мы и их приняли. Но их язык и кУльтуру мы не примем, потому что наша культура создавалась и создается на основе нашего родного языка. Уничтожить секты и бесчисленные религиозные течения мы сможем только с помощью нашей культуры. Наши противники не должны отождествлять нас с персами, которые превозносили до небес завоевателя Искендера* и величали его пророком. Мы же, напротив, четыреста лет упорно сражаемся с арабами, и наша борьба продолжается. Я верю, мы победим. Вставай, пора идти в мечеть. Аран ждет, что скажем мы. Поднимайся, говорю, поднимайся!

______________

* Искендер - Александр Македонский.

Слова Низами воодушевили Фахреддина. Друзья вышли из дому.

Мечеть была набита битком. Сюда собрались представители всех городов Арана.

Когда Низами и Фахреддин вошли в мечеть, все поднялись. Такое почтение к поэту и воину, приняло характер явной демонстрации против правительства.

По знаку эмира Инанча хатиб Гянджи взошел на минбер и прочел длинную молитву, восхваляющую халифа, султана Тогрула и атабека Мухаммеда. Затем, призвав народ к повиновению представителям новой династии, он заговорил о справедливости хекмдара Мухаммеда и процветании его государств. Под конец он напустился на арапских патриотов: