Меч и ятаган
Шрифт:
— Ты ранен?
Оливер кивком указал на дырочку посреди нагрудника, откуда струйкой стекала кровь, которую сам Стокли нечаянно размазал. Перехватив взгляд Томаса, он слабо улыбнулся:
— Я почувствовал, как стукнула третья пуля, но решил, что доспех ее выдержал. Ан нет, оказывается…
— Ричард! — повернулся к сыну Томас. — Отведи сэра Оливера вниз, в часовню.
Юноша опустил копье, но Стокли поднял руку:
— Не надо. Оставьте.
— Но вы же ранены, сэр.
— Ну, ранен. А скоро, глядишь, и умру. Но лучше здесь, в бою, чем валяться там, как собака, среди таких же истекающих кровью… Говорю вам, оставьте. Да и рана пока не дает себя знать.
Из-под сюрко [59]
— Пусть смерть моя будет более достойной, чем жизнь.
— Не надо истязать себя раскаянием, — миролюбиво сказал Томас. — Ты свой долг отдал сполна… И лучше бы, Оливер, нам снова назвать друг друга друзьями.
59
Сюрко — длинный и просторный плащ-нарамник, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца. Носился для защиты кольчуги от нагрева солнцем.
— Друзьями? — Стокли с мертвенной улыбкой повел головой из стороны в сторону. — Ни за что.
Выстрелы со стены звучали все реже, и было видно, как люди постепенно откладывают аркебузы и берутся за холодное оружие. Не более чем через час после того, как солнце взошло над горизонтом, выстрелы смолкли окончательно. В Сент-Эльмо не осталось пороха. Вскоре это дошло и до врага. Поняв, что огонь им больше не угрожает, сарацины один за одним стали покидать свои укрытия и, сплотившись в силу, снова двинулись на приступ.
— Держим провал! — провопил Миранда. — Стоим, братья мои!
Сыпучий шорох камней под множеством ног становился все ближе. Томас помог Стокли встать на ноги. Вместе с Ричардом и горсткой уцелевших защитников они заняли позицию на краю каменной осыпи и изготовили оружие. Вот показались головы и плечи передних рядов неприятеля.
Уверенно надвигалась его слепая безжалостная сила. Сумрачно поблескивали кривые лезвия ятаганов, острия копий. Были среди наступающих и лучники с аркебузирами, которые, не боясь уже встречных выстрелов, с глумливой неспешностью наводили длинные стволы на оставшихся в живых. Один, мешая своим, и вовсе остановился, чтобы вернее нацелиться и поднести фитилек к пороховой полке. Ствол дернулся, плюнув дымом и огнем, а капитан Миранда на своем стуле резко накренился. Опала рука с мечом, клинок вывалился наземь; над сердцем испанца зияла дыра величиной с голубиное яйцо. Челюсть отвисла, поблекли глаза. Но вот он, вопреки всему, снова поднял голову, и в воздух взвился его последний пронзительный крик:
— Бейтесь, братья!
Под выстрелами пали еще двое защитников.
Ричард, потрясая копьем, выкрикнул:
— А ну, шакальё, посмотрим, кто кого!
В этот миг Томас, краем глаза уловив стремительное движение, машинально на него обернулся. Сверху, оставляя дымный след, летел горшок с зажигательной смесью. Отпрыгнуть было некуда (да и поздно уже), и снаряд ударил по нагруднику. В то же мгновение яркой вспышкой взвихрились жаркие языки пламени…
Глава 38
Какое-то время — недолго — было лишь ярящееся зноем зарево, и Томас отшатнулся от очага пламени, пришедшегося в основном на стену. Он бросил меч, начал сбивать с себя огонь и тут заметил, что воспламенились руки. Боль грянула как удар — жгучая, опаляющая нервы — по правой стороне лица, левой руке и ноге.
— Отец! — донесся крик Ричарда.
Томас не откликнулся уже потому, что горло перехватило, а наружу сквозь стиснутые зубы рвался из
— Кто-нибудь, помогите! — криком взывал Ричард. — Рыцарю надо срочно вниз, в часовню!
Слыша себя словно со стороны, Томас яростно крикнул:
— Никаких часовен! Буду стоять и биться!
Он вылез из чана и упрямо полез обратно к провалу, сквозь боль от ожогов силясь сосредоточиться.
— Меч! Мой меч, дайте его мне!
Ричард смотрел на отца с ужасом, и рукоять меча Томасу в ладонь вдавил Стокли:
— Держи.
Томас без колебания шагнул вперед, к цепочке людей, с мрачной решимостью бьющихся за злосчастную осыпь. Кое-кто из турок уже продрался на стену; двое янычаров наседали на полковника Маса. Тот, сидя, отчаянно отражал их удары, а одного так и вовсе изловчился ткнуть в горло. Но тут его ударила пуля, и он упал со стула. Второй янычар тут же подскочил и наотмашь рубанул поверженного Маса по лицу — раз, и другой, и третий. Не успел Томас кинуться на помощь, как его самого развернул тупой удар по левому плечу; не удержавшись, рыцарь рухнул на колени. Снова его подняли на ноги и оттащили чьи-то руки.
— Он ранен! — завопил Ричард. — Ему здесь не место!
— Забирай его, — прорычал, не оборачиваясь, Стокли, — я прикрою вас обоих.
Ослепленный, оглушенный страшной болью, Томас ощутил, как его руку кто-то закидывает себе на плечо (понятное дело, Ричард), и заковылял вместе с ним вниз по лестнице, едва воспринимая окружающее сквозь волны пульсирующей, жгучей боли.
В спину их провожал истошный, полный отчаяния крик:
— Осыпь взята! Турки прорвались!
Ричард крепче обхватил отца и, сходя по ступеням, мельком оглянулся. Османы высыпали из провала и бежали по обе стороны стен, разя тех немногих, кто еще стоял у них на пути. Они появлялись по всему периметру Сент-Эльмо, и те защитники, которые успели ретироваться, искали убежища в складах, где собирались стоять до конца, или же пытались где-нибудь спрятаться. Непосредственно за Ричардом, припадая на ногу, шел Стокли и держал на отлете меч, готовый сразить любого из врагов, кто осмелится приблизиться.
Выбравшись во внутренний двор, они примкнули к горстке людей, отступающих ко входу в часовню. Вот загудел тревожным набатом колокол; медный звон поплыл, перекрывая крики вражьего торжества и редкие, оттаянные мольбы о пощаде со стороны защитников. Но пощады не было. Слишком уж много жизней положили османы за истекший месяц и теперь желали лишь утолить жажду своей кровавой мести. Со Стокли за спиной Ричард шатко брел в сторону часовни. На расстоянии он увидел, как вверху лестницы пал на колени испанский солдат, молитвенно простирая руки к обступившим его нескольким туркам. Они не колебались ни секунды: засекли испанца в неистовом граде ударов и всплесках крови.
— Идемте, отец, — приговаривал Ричард, — еще немного.
Вдруг в дверь часовни, расщепив темное дерево, впилась пуля. У входа стояли два солдата с вынутыми мечами, отчаянно торопя.
— Шевелитесь быстрее, ну же! — прикрикивал сержант в орденском сюрко. Ричард, как мог, ускорил шаг, заволакивая отца через порог.
— Закрыть дверь! — распорядился Стокли, втискиваясь за ними следом.
Для тех, кто не успел, было уже поздно. Наверху лестницы плечом к плечу все еще билась горстка храбрецов; остальных османы согнали со стены и безжалостно забили. Дверь часовни изнутри захлопнулась, и Стокли помог сержанту подтащить к ней ближнюю из скамей. После этого он обернулся к Ричарду и указал на дальний конец храма: