Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь

Сабатини Рафаэль

– Неужели мы еще недостаточно смешны? Вы хотите, чтобы весь мир катался от хохота, узнав, как Просперо Адорно провел нас? Неужели вы думаете, что это спасет меня от позора или восстановит из руин мою славу и все, чего я достиг за долгие годы? Неужели вы не видите, что, опередив меня и разбив Драгута, Просперо не только обокрал меня, но и лишил меня возможности напасть на него?

– Тем не менее все это нужно еще проверить, – процедил Филиппино.

– Проверить-то мы можем, да. Нам терять нечего.

– Ну а если и тут не повезет, у нас останется вот это. – Филиппино

ударил по рукояти меча. – Я не склонюсь перед этим хвастуном Адорно.

– Я тоже, клянусь Богом! – воскликнул Джаннеттино. – Так или иначе, а мессиру Просперо придется расплатиться за все.

После этого разговора они повернули домой, в Геную, уже не строя тщеславных планов. Боязнь насмешек была столь велика, что они высадились в Леричи и оттуда отправились верхом. В Геную они прибыли уже к вечеру, под прикрытием августовских сумерек.

Внезапное, без предупреждения, появление адмирала удивило не только слуг во дворце Фассуоло, но и саму герцогиню. Она как раз намеревалась лечь спать, когда ее супруг, даже не успев снять запыленные сапоги, ввалился в будуар, украшенный многочисленными восточными вещицами, трофеями его прошлых побед, свидетельствами его блестящей карьеры, столь бесславно теперь завершенной.

– Дорогой мой! Синьор! Андреа! – С криком радости она вскочила и бросилась в его объятия.

Он склонился над живой, нежной и милой женщиной, и она ощутила необычную слабость и безволие в человеке, который, как ей казалось всю жизнь, был высечен из гранита.

– Вы устали с дороги, Андреа. – Она, воплощенное волнение, потянула его к стулу.

– Да, устал, – согласился он. И в мерцании свечи она увидела его серое осунувшееся лицо, безжизненные, глубоко запавшие глаза. Казалось, он мгновенно постарел и стал выглядеть на свой возраст.

Она присела рядом с ним, взяв его измученные руки в свои.

– Откуда вы, Андреа?

– Из Леричи. Я оставил там галеры.

– Вы спешили ко мне?

Он грустно усмехнулся:

– Милостию Божьей, я бы так и сказал, если бы смог. – Он покачал головой. – Я хотел скрыть мой позор. Въехать в Геную незамеченным. Избежать глумления. Я не считаю себя трусом, дорогая моя. Но для такого я недостаточно храбр.

Она положила свои мягкие руки ему на плечи, развернула его и взглянула прямо в лицо.

– Глумление? – спросила она.

– Да. Вы разве ничего не слышали?

– Что именно? Я знаю только, что маркиз дель Васто ждет вас в Генуе с письмами от императора.

– Ах, – вздохнул он с некоторым облегчением. – Эти письма уже здесь?

– Говорят, император всегда воздает по заслугам.

– По заслугам. Хорошо сказано. Всегда воздает соответственно заслугам по своему разумению. Где мессир дель Васто?

– Во дворце Адорно. Сидит со своим другом господином Просперо.

– Так, конечно же, и должно было быть. А Джанна? – Адмирал криво улыбнулся.

– Она здесь, со мной. Вы еще много услышите о том, как они вместе уплыли и что из этого получилось. Конечно, об этом много болтали, ужасные глупости! Но все это уже в прошлом. Их свадьба отложена до вашего возвращения.

– Нужда

заставила, – кисло прокомментировал он. – Похоже, нужно будет подлатать ее честь. – Он издал короткий смешок, и герцогиня уставилась на него.

– Вы несправедливы, Андреа! Вы не знаете всего. И как ужасна была ярость Ламбы…

– Да, да! Я слышал эту историю. Теперь это уже не важно.

– Конечно нет, – согласилась она, – и я возблагодарила Господа за спасение милого дитяти, за то, что все так счастливо завершилось, что Просперо в безопасности и всеми уважаем за свои подвиги. Жаль, что она не успела прибыть сюда вовремя, чтобы видеть, как его встречали.

– Итак, все счастливо закончилось. – Адмирал еще больше помрачнел. – Счастливо! А этот Просперо в большом почете! Его возвращение было триумфальным! Ну-ну!

Она рассказала мужу о торжественной встрече в Генуе победителя Драгута. Он потупился, спрятав лицо в ладони.

Монна Перетта вышла отдать приказ слугам, чтобы ужин синьору Андреа был подан в ее будуар, и дождалась, пока он поест.

Ел он механически. Но греческое вино, налитое ее рукой, выпил залпом, томимый жаждой. Ухаживая за мужем, графиня упросила его рассказать о себе.

– Мы слышали о вашей великой победе в Мехедии, о погоне за этим жутким корсаром Драгутом. Но с тех пор – ничего.

Он немного помолчал, раздумывая, как лучше поделиться своими бедами. Но верх взяли уныние и усталость.

– Давайте отложим до завтра, – сказал он. – Завтра услышите. От Альфонсо д’Авалоса, посланника его величества. Пошлите сказать ему, что я здесь и буду счастлив принять его.

Ушей дель Васто это известие достигло на следующее утро, когда он завтракал на террасе над садом, принадлежавшим Просперо, вместе с самим хозяином и третьим гостем, доном Алваро де Карбахалом. Монна Аурелия, к счастью, отсутствовала, находясь в загородном доме Просперо в Вердепрати, куда она отправилась, спасаясь от августовской жары.

Дель Васто прибыл в Геную с письмами от императора за пару дней до возвращения Просперо. Зная, в каких выражениях составлены эти письма, он сообщил о них Просперо. Дон Алваро, услышав, расхохотался.

– Я догадываюсь, что вас так радует, – сказал ему маркиз.

– Даже и наполовину не догадываетесь. – Дон Алваро усмехнулся. – Будь иначе, вы бы хохотали вместе со мной.

– Думаю, да. Надеюсь, вы верите, что я не изменник. Плоть под императорской мантией так же смертна, как и ваша. И одолевают ее те же болезни. В провале адмирала его величество увидел и провал своих надежд на него. Он увидел, что презрение и насмешки над Дориа коснутся и его. Поэтому, когда ему сообщили о победе при Ла-Моле, он приписал ее Дориа. Выгораживая адмирала, он выгородил и себя. Вот его слова: «Oui fecit per alium, fecit per se» [42] .

42

«Кто делает для всех, тот делает и для себя» (лат.).