Меч ислама
Шрифт:
– Тем более жалко терять такого отважного парня, – возразил лорд Говард.
– О нет, этот парень не пропадет. Если вы, ваша светлость, согласны, я пошлю за ним, пусть сам решает.
Вот так мистер Кросби попал на знаменитый военный совет, а потом уж и в историю. Старые морские волки сразу прониклись симпатией к рослому отважному юноше. Им было жаль приносить его в жертву на алтарь безжалостной Беллоны [57] . Но когда Дрейк растолковал ему задание и Кросби расхохотался, приняв их опасения за розыгрыш, он окончательно завоевал их сердца, особенно Дрейка: парень не подвел своего капитана. Кросби, горя от нетерпения, выслушал задание и советы, как его лучше исполнить. Со своей стороны, он заметил, что день на исходе
57
Беллона – одно из римских божеств, посвященных войне. Считалась матерью (или сестрой) бога Марса; в ранней римской истории почиталась также как богиня подземного мира.
Лорд Говард пожал ему на прощанье руку и улыбнулся, но глаза его были невеселы: глядя на храброго молодого человека, он думал, что, может статься, видит его в последний раз.
– Когда вернетесь, – сказал адмирал после некоторого раздумья, сделав упор на слове «когда», будто сначала на уме у него было другое слово, – прошу вас, сэр, разыщите меня, буду рад вас видеть.
Джервас поклонился, одарив их улыбкой, и вышел. Сэр Фрэнсис, пыхтя, спустился за ним по трапу. Они вернулись на корабль Дрейка «Мщение». По команде «свистать всех наверх» боцман собрал экипаж на палубе. Сэр Фрэнсис разъяснил задание: требуется человек двенадцать добровольцев, готовых отправиться под командой мистера Кросби к стоянке испанских кораблей, чтобы уточнить их расположение. Все матросы были готовы пойти за Джервасом в огонь и воду: они и прежде ходили с ним в атаки и знали, что он не дрогнет в бою.
В тот день герцог Медина-Сидония в мрачном расположении духа прохаживался по корме флагмана с группой офицеров и вдруг увидел странную картину: от английских кораблей отделился полубаркас и поплыл в сторону Армады. И адмирал, и офицеры не могли прийти в себя от изумления, как, впрочем, и все другие на испанских кораблях. На них будто оторопь напала при виде этого непостижимого для них чуда. Покачиваясь на волнах, суденышко направлялось прямо к испанскому флагману. Герцог заключил, что оно, вероятно, является связным и несет сообщение от англичан. Возможно, испанские пушки нанесли им больший урон, чем он думает; возможно, людские потери у англичан так велики, что они решили заключить перемирие. Подобная глупая мысль могла прийти в голову только новичку в морском деле. Ему вежливо указали на ошибку, к тому же на полубаркасе не было традиционного белого флага парламентера. И пока они терялись в догадках, полубаркас оказался под кормовым подзором.
Джервас Кросби сам стоял у руля. Рядом сидел юноша с дощечкой для записей пером. На носу была установлена пушка, и канонир стоял наготове, маленькая команда расторопно обогнула флагман и на ходу обстреляла его. Дрейк расценил бы подобное действие как бахвальство. Истинным назначением этого трюка было создать у испанцев ложное представление о целях «визита». Тем временем Джервас мысленно прикидывал расстояние до берега и расположение других кораблей относительно флагмана, а матрос, взявший на себя роль секретаря, быстро записывал эти данные.
Задание было выполнено, Армада осталась за кормой, но тут один из испанских офицеров очнулся от изумления перед наглой выходкой и решил, что за этим наверняка что-то кроется. Как бы то ни было, надо действовать. Он скомандовал, и пушка дала залп по суденышку. Но поскольку все это делалось впопыхах, залп, которым можно было легко потопить хрупкий полубаркас, лишь пробил парус. Тут спохватились и другие корабли, и началась канонада. Но испанцы опоздали минут на пять. Полубаркас уже вышел из зоны огня.
Дрейк ждал на шкафуте, когда Джервас поднялся на борт.
– Диву даюсь, – сказал сэр Фрэнсис, – как милостива к вам госпожа удача. По всем законам войны, вероятностей и здравого смысла вас должны были затопить, пока вы не подошли на кабельтов. Как вам это удалось?
Джервас протянул ему записи, сделанные под его диктовку.
– Боже правый, – изумился Дрейк, – да у вас тут прямо бухгалтерский учет.
Ночью восемь хорошо просмоленных брандеров, ведомых Кросби, легли в дрейф. С точки зрения риска эта операция была сущим пустяком по сравнению с предыдущей, но Кросби настоял на своем в ней участии, ибо по логике вещей она была итогом его инспекции позиций противника. Подойдя сравнительно близко к Армаде, матросы подожгли бикфордовы шнуры на каждом брандере. Команды их бесшумно перебрались на борт поджидавшего их полубаркаса, между тем течение относило брандеры все ближе и ближе к рейду испанцев.
Врезавшись в корабли Непобедимой армады, брандеры вспыхивали один за другим, сея панику. Казалось, все дьявольское хитроумие ада поставлено на службу англичанам. Испанцы вполне разумно заключили, что брандеры нашпигованы порохом, – так оно и было бы, имей англичане лишний порох. Зная, какие страшные разрушения причинят последующие взрывы, испанцы, не поднимая якорей, обрубили якорные цепи и ушли в открытое море. На рассвете Медина-Сидония обнаружил, что англичане следуют за ним по пятам. В тот день разыгралось самое страшное морское сражение. К вечеру могущество Армады было подорвано. Теперь англичанам оставалось лишь отогнать их подальше в Северное море, где они больше не смогут угрожать Англии. Из ста тридцати кораблей, гордо покинувших устье Тежу, почитая себя орудием Господа, которым Он защитит свое дело, сохранилось лишь семьдесят.
Медина-Сидония молил лишь о том, чтобы ему дали спокойно уйти. Силы были на исходе, и он радовался, что ветер надувает его паруса, избавляя от риска нового морского боя. Как гонящие стадо овчарки, английские корабли теснили Армаду, пока она не ушла далеко на север, а потом оставили на волю ветра и Господа, во имя которого она и отправилась в этот крестовый поход.
Глава IV
Сэр Джервас
Ясным августовским днем Кросби в числе многих гостей был приглашен в просторную гостиную королевского дворца Уайтхолл.
Безоблачное голубое небо создавало иллюзию покоя после недавних яростных штормов на море, сотрясавших небо и землю. Моряки радовались, что вернулись живыми после погони за Армадой и привели свои суда в Темзу в целости и сохранности. Солнце ярко светило в высокие окна, из которых открывался вид на реку, где были пришвартованы барки; на них прибыли по приглашению королевы адмирал и офицеры флота.
Оказавшись в таком достойном высокочтимом обществе, Кросби испытал чувство гордости и благоговения; он с интересом глядел по сторонам. На стенах гостиной висело множество картин, но все они были занавешены, яркая восточная скатерть с пестрым узором покрывала квадратный стол посреди гостиной; у стен, отделанных деревянными панелями, стояли стулья с высокими резными спинками, и на их красном бархате красовались геральдические щиты. На каждой четверти щита на красном или лазурном фоне английские львы чередовались с французскими королевскими лилиями. Все стулья были свободны, кроме высокого кресла с широким сиденьем и подлокотниками с позолоченными львиными головами.
На этом кресле между двумя окнами спиной к свету восседала женщина, которую с первого взгляда можно было принять за восточного идола – по обилию драгоценностей и ярких пестрых украшений. Худобу ее скрывало платье с фижмами. У нее было ярко нарумяненное, узкое хищное лицо с тонким орлиным носом и острый, выдающий раздражительную натуру подбородок. Брови были насурмлены, и к алости губ природа не имела никакого отношения. Над высоким и широким, почти мужским лбом громоздился чудовищный убор из белокурых накладных волос и целого бушеля низаного жемчуга. Многочисленные нити жемчуга закрывали шею и грудь, будто восполняя былую перламутровую белизну давно увядшей кожи. Горловина платья была отделана кружевным воротником неимоверной величины, торчавшим сзади, словно расправленный веер, переливаясь жемчугами и бриллиантами. Драгоценными камнями сверкало и златотканое платье, расшитое хитроумным узором из зеленых ящериц. Она поигрывала платочком, отороченным золотыми кружевами, демонстрируя изумительно красивую руку, которую время пока щадило, и прикрывая потемневшие с годами зубы: тут уж никакие белила не помогали.