Меч ислама
Шрифт:
Маргарет забралась в повозку, кожаные занавески задернули, и мулы резво побежали за человеком, ехавшим впереди. Сбоку повозку сопровождал эскорт, и теперь она слышала цоканье копыт.
Наконец маленькая кавалькада остановилась, кожаные занавески раздвинули, и ей предложили спуститься. Маргарет оказалась перед величественным зданием на большой площади. Солнце шло к закату, густая тень высокого собора падала на площадь.
В тени было прохладно, и Маргарет пробирала дрожь. Затем стражи провели ее через двойные чугунные ворота. На них красовались позолоченные гербовые щиты с витым орнаментом и кардинальской шапкой. Они прошли под аркой в выложенный мозаикой внутренний дворик с фонтаном посредине, пересекли его и оказались у двери,
Таинственность усиливалась. Может быть, она заснула в своей темнице и все это ей пригрезилось?
Вылощенный камергер сделал ей знак следовать за ним, и стражи инквизиции остались позади. Они поднялись по широкой мраморной лестнице с массивной балюстрадой. Холл был увешан дорогими гобеленами, несомненно награбленными во Фландрии. Они миновали еще двух стражей, застывших, точно изваяния, на верхней площадке лестницы, и пошли по коридору. Наконец камергер остановился у двери, открыл ее и, сделав Маргарет знак войти, откланялся.
Растерянная Маргарет оказалась в простой маленькой комнате. Ее окна выходили во все тот же внутренний дворик, выложенный мозаикой. Белая стена напротив переливалась красками заката. У стола, покрытого красным бархатом, стоял стул с высокой спинкой. С него поднялся человек, и Маргарет невольно вздрогнула.
Он повернулся к ней лицом, и невероятное стало возможным. Даже когда он сдавленным голосом произнес ее имя и неверной походкой пошел к ней, раскрыв объятия, Маргарет все еще не верила своим глазам. А потом он обнял ее, и тот, кого она приняла за призрака, неопрятный, грязный, небритый, целовал ее волосы, глаза, губы. Нет, это не призрак, это был человек из плоти и крови. Смутная мысль повергла ее в ужас. Она отпрянула, насколько могла, в тесном кольце его рук.
– Джервас! Что ты здесь делаешь, Джервас?
– Я приехал за тобой, – просто ответил он.
– Приехал за мной? – повторила она, будто не улавливая смысла сказанного.
Улыбка скользнула по его усталому лицу. Он сунул руку в нагрудный карман камзола.
– Я получил твою записку, – пояснил он.
– Мою записку?
– Записку, которую ты прислала мне в Арвенак с приглашением в гости. Посмотри, вот она. – Джервас протянул ей грязный помятый листок. – Когда я приехал в Тревеньон, ты ушла. И тогда… я последовал за тобой. И вот я здесь, чтобы отвезти тебя домой.
– Отвезти меня домой? Домой? – Маргарет казалось, что она уже вдыхает запах вереска.
– Да, я обо всем договорился. Здешний кардинал – очень славный человек… Эскорт ждет. Мы поедем… в Сантандер, там нас ждет Трессилиан на своем корабле… Я договорился.
У Джерваса все плыло перед глазами, он пошатнулся и, вероятно, упал бы, если бы не держал Маргарет в своих объятиях. И тогда она произнесла слова, влившие в него силу жизни, поднявшие его дух сильнее кардинальского вина.
– Джервас! Чудесный, бесподобный Джервас! – Она обвила руками его шею, будто хотела задушить в объятиях.
– Я знал, что ты когда-нибудь это поймешь, – едва слышно молвил он.
Черный лебедь
Перевод И. Алчеева
Глава I
Майор Сэндз и госпожа Удача
Как человек, знающий себе цену, майор Сэндз был готов благосклонно принять милости, которыми могла удостоить его госпожа Удача. До сих пор у него хватало ума не поддаваться на ее удочку: уж он-то знал, на какое коварство была способна эта продувная бестия. Ему не раз случалось видеть, как она осыпала милостями людей недостойных и отворачивалась от тех,
Таково, смею вас уверить, было умонастроение майора, когда он сидел, мечтая, возле мисс Присциллы Харрадин, которая отдыхала на кушетке, установленной на корме «Кентавра», под сенью навеса, сооруженного на скорую руку из куска парусины.
Сверкая позолотой, с убранными парусами, «Кентавр» грациозно покачивался на волнах, бросив якорь в просторной бухте Фор-Руаяля. Он зашел пополнить запасы пресной воды, предоставив местным жителям прекрасную возможность развернуть широкую торговлю. Перегруженные фруктами и овощами пироги, управляемые белыми, неграми и карибами, точно мухи, слетелись к огромному кораблю, уткнувшись в его борта носами. На старшего кока и его помощника-негра, расположившихся на палубе, со всех сторон сыпались самые разные предложения, выкрикиваемые на трескучем французском и рокочущем английском. Так что товар брали у тех, кто был бойчее других и кричал громче всех.
У выхода на наружный трап капитан Брэнсом, в подпоясанном ремнем синем камзоле, широкие полы которого развевались на ветру, в кружевной манишке цвета потускневшего золота, отбивался от назойливого еврея, стоявшего в лодке и пытавшегося всучить ему груды кокосовых орехов, пряностей и имбиря.
Неподалеку от берега, на сверкающей глади нефритовых вод бухты, где под действием слабого норд-оста, немного облегчившего изнурительную жару, мало-помалу поднималась легкая зыбь, вздымались в небо стройные ряды корабельных мачт и стеньг, оплетенных густой паутиной реев, канатов и тросов. А за ними, на фоне стелющихся волнами изумрудных холмов Мартиники, виднелся крохотный городишко Фор-Руаяль, над которым с севера высился выщербленный ветрами пик горы Пеле, упиравшийся прямо в серебристо-голубой небосвод.
Капитан Брэнсом поглядывал то на неугомонного еврея, то на большую шлюпку, маячившую примерно в полумиле от «Кентавра» и быстро направлявшуюся прямо к нему. Чтобы было не так жарко, он снял с головы черную бобровую шляпу, под которой вместо парика оказался широкий синий платок, и вытер им лоб. В нелепом для здешних мест парадном европейском платье он просто задыхался, однако при заходе в порт ему всякий раз надлежало облачаться в него – ничего не попишешь, такова уж была его служба.
На верхней палубе, явно предрасположенный к полноте, майор Сэндз тоже страдал от жары, несмотря на легкий бриз и спасительную тень навеса, и страдания его усугублялись мыслями о безысходности своего положения: его пребывание под тропиком Рака слишком затянулось и он даже не мог предположить, когда оно наконец закончится. Он покинул Англию пять лет тому назад, когда еще здравствовал Карл II, и поступил на службу в заморские колонии, надеясь обрести в Новом Свете удачу, избегавшую его в Старом. Впрочем, так порешил его досточтимый батюшка, большой охотник до карт и выпивки, вконец промотавший их обширные родовые поместья в Уилтшире. И хотя вследствие этого его наследство изрядно поубавилось, наш майор нисколько о том не сожалел, так как вместе с ним он по крайней мере избавлялся от порочных наклонностей батюшки, за что каждый божий день благословлял своего Создателя.
Майор Сэндз не любил рисковать. В отличие от своего расточительного отца он был наделен особой расчетливостью, которая в сочетании с умом помогает их обладателю достичь известных высот. Сказать по правде, умом майор не блистал, однако, как это зачастую бывает с людьми, ему подобными, он не придавал тому никакого значения, и если надежды его пока не осуществились, то уж неумолимое приближение удачи он чувствовал как никогда прежде.
И теперь, ожидая лишь его благоволения, удача улыбалась ему, возлежа прямо перед ним – о что за дивное зрелище! – на кушетке из бамбука и резного дуба.