Меч князя Буй-тура
Шрифт:
Свадьбу Игорю играли не в Путивле, а в Новгороде Северском. Играли весело, шумно. С песнями и плясками. С гуслярами и гудочниками, с дудочниками, сопельщиками и скоморохами, звеневшими бубенцами, стучавшими в бубны и цимбалы. Играли целую седмицу. С раннего утра и до позднего вечера или, как любили повторять, от звездочки и до звездочки.
Сколько снеди было съедено, сколько медов да вин выпито — целому городу бы на год, а то и на два хватило! Но тут, как водится, не журись кума, открывай закрома, выметай кладуши — выноси, что лучше, и что есть в печи — все на стол мечи, чтоб про этот пир говорил весь мир. Все тут званные — все желанные. А если запасы в княжеских скарбницах малость поубавились, то не беда — все наживется-наладится. Лишь бы свадьба не
На званый пир прибыли князья черниговские с женами и старшими сыновьями, Роман Ростиславич из Смоленска с супругой, сестрицей Еленой-Мирославой; из Луцка прибыла вдовая Мария с сыном Васильком — вуям, показать.
А вот батюшка Ефросинии, князь Ярослав Владимиркович, и матушка ее, княгиня Ольга Юрьевна, не прибыли, сославшись на хворость, зато подарков дорогих видимо-невидимо любезной дочери своей да зятю молодому прислали. А еще вместо себя прислали они сына Владимира с его юной супругой Малфридой. Да десятка два отроков — боярских детей: мир повидать да себя показать.
Они и показывали, стараясь перепить черниговских да северских боярских детей, а между застольями — так и побороть их. Впрочем, до обид дело молодецкое не доходило, хотя красная юшка не из одного носа землю окропляла.
Из Чернигова прибыл и святитель. Но не Антоний, которого Святослав Всеволодович «от греха подальше» «выбил» из Чернигова в Киев к митрополиту Константину, исходя из народной мудрости: «раз предавший предаст и в другой». А новый, Антонин, или на русский манер Антон. Антон, в отличие от тучного Антония, телом был тощ, власами зело сед, к питию и яствам воздержан.
Узнав о смене черниговского епископа, Всеволод тогда подумал: «Если бы матушка-княгиня была жива, то-то бы порадовалась бы такому обстоятельству. Ей так хотелось видеть епископа Антония наказанным, если не Богом, то хотя бы людьми».
Юная Ефросинья была русоволоса, светлоока, тонюсенька, как молодая березка, с едва обозначившимися персями, и очень серьезна — настоящая дочь своего родителя-разумника, прозванного Осмомыслом. Кто-то из галицких боярских детей, а возможно, и сам Владимир Ярославич, обмолвился, что Ефросинья хоть и худосочна телом, зато зело грамоту разумеет, причем не только русскую. А уж столько сказов разных знает, что сам Боян Вещий ей позавидовал бы. К тому же рукодельница, коих поискать — волынскому епископу собственными руками такую ризу золотыми да серебряными нитями вышила, что просто чудо… самому митрополиту впору носить. Да и то по великим праздникам.
Галицкие боярские дети не обманывали: Ефросинья Ярославна действительно была и умницей, и рукодельницей изрядной, и любящей супругой: уже через год с небольшим после свадьбы, 8 октября 1170 года по рождеству Христову, подарила Игорю первенца, названного Владимиром, а в крещении — Петром. И дальше, что ни год-другой, то следующего сыночка: Олега, Святослава, Романа, Ростислава, Изяслава. А еще и дочек.
«Господи, какое же славное времечко было, — подумал Всеволод, вспомнив все это. — Как хорошо и радостно жилось тогда под опекой братца Олега».
Давно хмурое, как осеннее плаксивое небо, забывшее свет улыбки, лицо князя от приятных воспоминаний посветлело, порозовело, разгладилось. Даже морщин, избороздивших, словно шрамы, чело, поубавилось.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Майор Реутов в понедельник пришел на работу, как и положено руководителю
«Хотя бы забор, что ли поставили, как у соседей комитетчиков, — отреагировал он с раздражением на уличный шум. — У них шума постороннего, пожалуй, куда меньше… за забором то».
На улице Добролюбова, где находился первый отдел городской милиции, располагалось и добротное массивное кирпичное здание УФСБ — Управления Федеральной службы безопасности по Курской области. Правда, через два квартала. И было ли там шумно или же нет, Реутов не знал, да и не мог знать. Комитетчики, или эфэсбэшники по новым временам, его к себе, слава богу, не приглашали. Если им нужно было о чем-то переговорить по смежным проблемам, то встречались либо на его территории, либо на нейтральной.
Настроение было ни к черту. С супругой не помирился, раскрыть преступление в областном краеведческом музее «по горячим следам», несмотря на предпринимаемые им и сотрудниками отдела меры, не удалось; выходные дни были бездарно ухлопаны. Голова как болела, так и болит, правда, уже от забот, связанных с разбоем. И начало новой недели не предвещало ничего хорошего: вот-вот начнутся звонки из руководящих кабинетов с одним и тем же вопросом: «Почему до сих пор не раскрыто преступление?» Словно раскрыть неочевидное преступление — это стать за токарный станок и выточить деталь по заданным параметрам. У токаря с железяками и то не всегда получается, порой и брак бывает… А тут дело с тончайшей материей — человеческой психологией, клубком всевозможных отношений, из которого торчит не один конец нити, чтобы, дернув за него, размотать и раскрыть, а множество. И неизвестно, за какой потянуть… Какой приведет к пустышке, а какой хоть к какому-то положительному результату, пусть даже промежуточному.
Это в телесериалах про ментов все делается быстро и четко — за час и убийство раскрывается, и члены организованного преступного сообщества во всем тяжком сознаются. Но жизнь не телесериал. И хотя какой-то криминалист сказал, что не бывает нераскрываемых преступлений, а есть сыскари и следаки, которые не умеют их раскрывать, это далеко от реалий. Возможно, что теоретически и так… Но поставить бы этого умника в условия реальной жизни, когда выходные дни — и никакого руководства в конторах и конторках не отыскать. А без указаний своего руководства ни один работник, даже если конторка или офис работает, никакой справки не даст. Вот попытались было взять «по горячим следам» видеозаписи с камер наружного наблюдения, чтобы, значит, проанализировать — да не тут-то было. «Без разрешения руководства не дадим!» — везде один ответ.
И ничего не поделаешь — демократия, свобода предпринимательства, конфиденциальность коммерческой деятельности и так далее и тому подобное. Это вам не приснопамятные тридцатые годы прошлого столетия, когда опер НКВД ногой открывал любые двери, и все спешили оказать ему помощь, чтобы, ни дай Бог, не оказаться там, где Макар и телят не пас. Так-то…
То же самое и с операторами сотовой связи. «Давайте официальный запрос — через десять суток получите ответ».
Какие, к чертям собачьим, десять суток, когда информация нужна сейчас, сию минуту, сию секунду. А через десять суток она, возможно, настолько устареет, что проку с нее для сыщиков уже не будет. Возможно, следакам и пригодится, как одно из косвенных доказательств, но это следакам… Опера не следаки — им протухший товар уже ни к чему, им все надо с пылу, с жару, чтобы пальчики обжигало.