Меч Королей
Шрифт:
— Ради всего святого, ты сделал достаточно!
— Мы сделали достаточно, — поправил его я.
Этельстан и его люди рыскали по улицам и переулкам Лундена, разыскивая Этельхельма, Этельвирда и их сторонников, которых осталось немного. Восточные англы не захотели воевать за них, а многие западные саксы просто побросали щиты и оружие. Хваленая армия Этельхельма, столь большая, каких не видели в Британии уже много лет, оказалась хрупкой, как яйцо. Этельстан стал королем.
И в тот вечер, когда заходящее солнце окрасило дым над Лунденом
— Это всё одна страна, — сказал он мне в ту ночь.
Мы сидели в большом зале Лунденского дворца, изначально построенном для королей Мерсии, который позже занял Альфред Уэссекский, а затем его сын Эдуард Уэссекский. Теперь дворец принадлежал Этельстану, но какому Этельстану? Инглаландскому? Я посмотрел в его темные, умные глаза, такие же, как глаза его деда Альфреда, и понял, что он думает о четвертом королевстве саксов — Нортумбрии.
— Ты дал клятву, мой король, — напомнил я ему.
— Да, это так, — согласился он, глядя не на меня, а в зал, где командиры его отрядов собрались за двумя длинными столами.
Там сидели и Финан с Бритвульфом, и Витгар, и Меревал. Все пили эль или вино, потому что это был пир, праздник, и победители вкушали пищу побежденных. Некоторые побежденные западные саксы тоже присутствовали — те, кто быстро сдался и поклялся в верности победителю. Большинство все еще не сняли кольчуг, хотя Этельстан снял с себя доспехи и щеголял дорогой черной туникой под темно-синим плащом, подол которого был расшит золотой нитью. На шее короля висела золотая цепь с золотым крестом, а на голове был простой золотой обруч.
Уже не мальчишка, которого я защищал долгие годы, когда враги пытались его уничтожить. Теперь у него было суровое лицо короля-воина. И выглядел он как король: высокий, с прямой осанкой, привлекательный, но не поэтому враги называли его Фэгер Кнапа, Красавчик. Они дали это ироничное имя, потому что Этельстан отрастил длинные темные волосы и переплел их золотыми нитями. Перед пиром, когда меня позвали к королевскому столу, он заметил, что я смотрю на сверкающие под золотым обручем пряди, и бросил на меня вызывающий взгляд.
— Король, — сказал он, защищаясь, — должен выглядеть по-королевски.
— Конечно, должен, мой король, — ответил я. Он посмотрел на меня умными глазами, оценивая, не издеваюсь ли я, но не успел ответить, потому что я опустился на одно колено. — Я рад твоей победе, мой король, — произнес я смиренно.
— А я благодарен за всё, что ты сделал, — ответил он, поднял меня и настоял, чтобы я сел по правую руку от него, где, глядя на пирующих воинов, я только что напомнил ему о клятве, которую он мне дал.
— Верно, я поклялся, — сказал он. — Поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока ты жив. — Он замолчал и потянулся к серебряному кувшину с выгравированным оленем Этельхельма. — И можешь быть уверен, что я помню о клятве. — Его голос звучал сдержанно, и Этельстан
— Да, мой король. — Мне все еще было странно обращаться к нему так же, как я обращался к его деду. — Насколько я знаю, она в безопасности в Беббанбурге.
— Ты все правильно сделал, — сказал он. — Можешь отправить ее в Кент, и заверить, что с нами она будет в безопасности.
— И ее сыновья?
— Конечно! — ответил он, раздражаясь, что я вообще об этом спросил. — Они мои племянники. — Он отхлебнул вина, разглядывая столы в зале. — А еще я слышал, что ты держишь в плену Этельвульфа.
— Да, мой король.
— Пошли его ко мне. И освободи священника. — Он не стал ждать моего согласия, а просто предположил, что я подчинюсь. — Что ты знаешь о Гутфрите?
Я ожидал этого вопроса, потому что Гутфрит, брат Сигтрюгра, занял трон в Эофервике. Сигтрюгр умер от чумы, и это почти все новости, дошедшие до Этельстана с севера. Он слышал, что болезнь отступила, и приказал снова открыть дороги к Эофервику, но о Беббанбурге не мог рассказать ничего. Он не знал ни о судьбе своей сестры, жены Сигтрюгра, ни о моих внуках.
— Я знаю только, мой король, — осторожно ответил я, — что Сигтрюгр не любил своего брата.
— Он норманн.
— Конечно.
— И язычник, — сказал он, поглядывая на серебряный молот, который я все еще носил.
— А некоторые язычники, мой король, — резко ответил я, — помогли удержать ворота Крепелгейт ради тебя.
Король просто кивнул, налил себе в кубок остатки вина, а затем встал и постучал по пустому кувшину, призывая к молчанию. Он ударил по кувшину по крайней мере с десяток раз, прежде чем шум утих и все посмотрели на него. Этельстан поднял кубок.
— Я должен поблагодарить лорда Утреда, — он повернулся и склонил ко мне голову, — который сегодня подарил нам Лунден!
Воины приветствовали меня, и я захотел напомнить королю, что ему помог и Бритвульф, и бедный погибший Румвальд, и много славных воинов сражались у Крепелгейта, где уже приготовились умереть за короля, и некоторые погибли, но прежде чем я успел что-то сказать, Этельстан повернулся к сидящему слева от него отцу Оде. Я знал, что он пригласил священника-датчанина служить при дворе, и знал, что Ода примет приглашение.
Этельхельм был мертв. Его поймали, когда он пытался сбежать через западные ворота, его проткнул копьем Меревал, присоединившийся к армии Этельстана. Этельвирд бросил дядю и с четырьмя воинами попытался сбежать через Лунденский мост, но уткнулся в форт на южной его оконечности, где мы оставили десяток воинов. Он умолял пропустить его, предложил золото, которое они взяли, но, когда он поехал через открытые ворота, его стащили с коня и забрали у него и золото, и корону. Четверо его людей лишь наблюдали за этим.