Меч Лун
Шрифт:
Я приготовился к долгому и малоприятному пути назад, но сержант не собирался продираться через весь Базар в обратном направлении — он знал дорогу покороче.
Быстро сориентировавшись, Дюрок направился к самой старой, юго-западной части Базара.
Атмосфера снова резко переменилась, народу стало на удивление мало. Здесь странным образом пересекались интересы самых богатых и самых бедных покупателей: некоторые лавки были забиты подержанными вещами и латанной посудой, а рядом два дюжих амбала могли охранять витрину ювелира. Любители подолгу простаивали перед прилавками букинистов, рассматривая древние фолианты в потертых кожаных переплетах
Я не покинул Базар без сувенира, хотя оставшихся у меня денег хватило лишь для посещения тележки старьевщика. Повинуясь порыву, я выудил из неопрятной кучи разносортного хлама потрепанный томик «Об увеселительных затеях, карточных забавах и фокусах» некоего магистра Фуранулуса. Что ж, буду шулерить, играя в карты с кузеном. Кристофа просто удар хватит.
Вскоре замысел сержанта прояснился — на юге с Базара можно было выйти прямо к реке, через замызганные улочки района Верфей. Место это пользовалось дурной славой, а выглядело еще хуже: в темных, узких проходах между домами, по которым журчали канализационные стоки, с трудом смогла бы пройти лошадь, а телега бы здесь точно не протиснулась. Королевские Гвардейцы старались не мозолить глаза здешним обитателям и любому, оказавшемуся тут без меча в руках, можно было только посочувствовать.
Я отчаянно сожалел о затее сержанта: места, мерзопакостнее этого, мне видеть еще не доводилось. Это была изнанка столичной жизни, самое ее дно. Даже днем здесь работали кабаки и притоны, из потертых дверей доносились ругань и пьяный смех.
На встречу попадались полупьяные типы и какие-то мрачные личности, но, заметив меч и выправку Дюрока, они, как правило, старались куда-нибудь свернуть. На мгновение в одном из переулков мелькнула фигура, сильно смахивающая на одного из фернадовских Стражей, но я отбросил эту мысль как совершенно дикую. Что здесь делать Стражу? Наверняка, я обознался.
Дюрок то и дело зыркал по сторонам и не снимал ладони с рукояти меча.
— Надеюсь, ты знаешь, куда идешь, — не выдержал я.
— Спокойно, — процедил сержант сквозь зубы. — В этот час народу тут мало, прорвемся. Даже без мордобоя.
Я подавился своим возражением.
В кучах мусора, выбрасываемого прямо из открытых окон верхних этажей, рылись тощие собаки, ниже окна были наглухо забиты. Раздетый до белья пьяница храпел в луже собственной мочи. Один раз дорогу нам перебежала жирная крыса. В воздухе витали ароматы тухлой рыбы, водорослей и сортира, мы не сговариваясь ускорили шаги.
Трущобы кончились внезапно (в Сент-Аране все изменялось сразу и вдруг), два шага — и вот уже мутно-зеленые волны Иссы лениво плещутся о набережную, среди зелени бульвара благоухает жасмин. Мы вышли к реке в двух шагах от крепостного рва и, уже не торопясь, пошли к городским воротам. Времени у нас оказалось предостаточно, провожая взглядом гуляющих горожан, я пытался отдышаться и привести в порядок растрепанные чувства. У меня было бредовое ощущение, что я побывал не в одном, а в трех городах сразу. Стражник в медной кирасе бякнул нам что-то неразборчивое, мы посторонились, пропуская в город черный лаковый экипаж.
Уже с моста я, краем глаза, углядел на бульваре живописную компанию из трех цыганок, отчаянно спешащих к городским воротам. В самой молодой, стройной и черноволосой, мне почудилось что-то знакомое, но я слишком спешил домой,
Мы вернулись точно к обеду. Как выяснилось, Дюрок переживал напрасно — для большинства обитателей усадьбы Икторнов наша отлучка осталась незамеченной, а единственное свидетельство моего самовольства (книжку магистра Фуранулуса) я засунул за стенку комода, надеясь, что в ближайшие полвека никому не придет в голову вытирать там пыль.
От обилия впечатлений я был как во хмелю. Мысли то и дело улетали куда-то вдаль, а от невозможности обсудить с кем-либо увиденное, можно было свихнуться.
Опасаясь расспросов, я сказался больным, и весь остаток дня отсиживался в спальне, хотя зря — отец был так погружен в собственные заботы, что едва замечал мое присутствие.
С приходом ночи домашняя суета утихла, и я остался наедине со своими мыслями.
Сон не спешил ко мне, я лежал в темноте, внимая потоку ярких образов, творимых утомленным сознанием. В полудреме я странным образом воспринимал Сент-Арану как единое целое — тяжелое кольцо крепостных стен на холме, пронизанный паутиной улиц Нижний город, звенящие арки мостов над величавым течением Иссы и уродливое пятно района Верфей. Подобно загадочному Левиафану, город в моем воображении жил и дышал и не мог быть рассечен на части. Я думал о людях, которых повстречал, о демоне, прячущемся где-то в чреве городских кварталов. О том, что однажды я сам стану графом Икторном и тогда уже вряд ли смогу так запросто сходить на Базар.
Мысли ускользали, я засыпал. И тогда, на границе между сном и явью, меня впервые посетило странное чувство, которому я еще не знал названия. Ощущение, что что-то идет не так, предчувствие беды. Но тогда я не придал ему значения.
Глава 4
Причина бурной дипломатической деятельности отца, день открытия Совета графств Запада, стремительно приближался. На столе графа уже лежали два приглашения на прием, он же — аудиенция, он же — торжественный ужин, он же — бал по случаю открытия Совета. Посещение подобных мероприятий — святая обязанность наследника графства, к счастью, сами заседания Совета в моем присутствии пока не нуждались.
Нет, нет — прием обещал стать для столичной аристократии событием года, публика собиралась изысканная, кроме того, я еще ни разу не видел короля (интересно же!), но…
Дурные предчувствия с каждыми днем все сильнее изводили меня. Я безумно злился, поскольку не мог отловить внутреннюю причину своего беспокойства и отклонить королевское приглашение тоже не мог. Я слонялся по дому как тень магистра, всюду натыкаясь на суетящихся слуг и взмыленного старину Теда, который доставал меня своим рассеянным: «Что дать?». Ничего подобного со мной никогда раньше не происходило. Возможно, я влюбился, потому что по ночам мне снились девушки.
Точнее — девушка, та самая, красавица-циркачка. Сон был странным донельзя, словно окошко в другой мир, с запахом и звуком: она сидела прямо на траве, у ее ног блаженно жмурился огромный пятнистый кот, на лице играли блики костра, над головой сияли крупные южные звезды. Она поднимала на меня свои огромные, темно-зеленые глаза и улыбалась по-особенному, со значением, от нее пахло фиалками, а в траве, как очумелые, стрекотали сверчки. Ко дню приема я так извелся, что готов был то ли бежать из города ко всем чертям, то ли искать помощи у Фернадоса (хотя, он ведь не толкователь снов!).