Меч Ронина
Шрифт:
В нарушение традиций, диктовавших, что ритуальное самоубийство должно проходить в тишине и уединении, сегун распорядился провести его публично. Дабы больше не множились слухи, а жители Эдо убедились: убийство великих, с какими бы благими целями ни совершалось, всегда карается смертью.
Десять ронинов в белых одеждах, символизирующих чистоту помыслов, сидели на специально сооруженном для казни помосте. Вокруг застыли самураи сегуна. Их задачей было не допустить побег бунтовщиков, но воины выглядели так, словно стояли в почетном карауле. Каждый на этой площади сочувствовал ронинам и скорбел по ним. Но каждый понимал: иного выхода нет. Восстав против Токугава, эти люди приговорили
Здесь, на помосте, ронины провели несколько часов, с рассвета. Сюда им приносили последний завтрак и по чашке сакэ, бумагу и кисти, чтобы написать прощальное хокку.
Ближе к полудню площадь заполнилась народом, глазевшим на приговоренных. Большинство взглядов было обращено к молодому слепцу, сидевшему вторым от края. Слухи не лгали: глазницы ронина были пусты.
Акира не нужны были глаза, чтобы смотреть. Он и так видел каждого в этой толпе. Вот пожилой ремесленник сочувственно покачивает головой, вот перешептываются две хорошенькие гейши, вот молодая мать поднимает повыше пухлощекого мальчика, указывая ему на слепого ронина. А рядом, на помосте, ждали смерти товарищи по битве – Масакадо, бывший разбойник Сузаки, еще три ронина, согласившиеся мстить за Тоетоми, самураи прокаженного Отани и Маэда Тосицунэ.
Эти люди не раздражали его, не мешали вспоминать. Всю жизнь, все самые важные события. Битвы, в которых он уцелел, женщин, с которыми проводил ночи. Друзей и врагов. Тех, кого любил, и тех, кого ненавидел. И Кумико…
Все сгорело дотла…Но по счастью, весенний цветУже облетел в саду [27] .Последние дни покрывал странный туман: все происходило, будто во сне. Акира словно не был собою. И все же помнилось – нежные губы, шелковистые черные волосы, гибкое, податливое тело в его объятиях. Сон?.. Явь?..
27
Хокуси.
Отчаянно хотелось верить, что это было. Почему-то он видел внутренним взором веселый дом, Кумико в наряде гейши, преклонившую перед ним колени. Звучал в ушах ее горячечный шепот: «Прости меня, мой господин». А потом – поцелуи и близость, такая сладкая, какой никогда ни с кем у него не было.
«Было, – решил он. – Раз помню, значит – было. Значит, не зря прожил жизнь, не зря спасал ее, мстил за нее. Не зря умираю ради нее. Все – ради нее».
Но почему ее нет в этой толпе? Акира всеми чувствами стремился к возлюбленной, искал, мысленно умолял прийти, попрощаться…
Посети меня в одиночестве моем!Первый лист упал… [28]Богатый паланкин мягко плыл среди толпы – слуги подняли его повыше, поставили носилки на плечи, чтобы народ не беспокоил госпожу. Кумико сидела ровно, выпрямив спину, смотрела только перед собой, терзала в руках шелковый платок. Не было сил отодвинуть занавеску, взглянуть на площадь. Наконец слуги остановились, пробравшись в первые ряды.
Она заставила себя, отдернула тонкую ткань, посмотрела в окно.
28
Басё.
Ворота Эдо распахнулись, из них один за другим вышли три важных пожилых самурая – представители сегуна,
На помост взошли десять кайсаку – помощники в сэппуку. Их обязанностью было отсечь голову, когда тело самоубийцы начнет клониться вперед, дабы избежать падения, позорного для настоящего воина.
Акира сидел неподвижно, устремив взгляд пустых глазниц перед собой. Кумико смотрела на него, мысленно прощалась. Так и не сбылась их любовь. Не было свадьбы, первой брачной ночи, счастливой жизни в уютном доме, завтраков и ужинов вдвоем, неспешных разговоров, смеха и ссор. Не родились дети.
Были лишь короткие мгновения страсти. Или все это ей приснилось? Последние дни странным образом полустерлись из памяти, затянулись дымкой. Было или не было?
Ссора, сердитые слова, потом – горячие поцелуи, его руки на ее теле, мгновенная, но сильная боль, а за нею – острое наслаждение. Ее собственный хриплый крик, его стон. Запах крови и любви. Было?
Блестят росинки.Но есть у них привкус печали.Не позабудьте! [29]29
Басё
«Было, – решила Кумико. – Раз помнится, значит – было. Это останется со мной навсегда. Как жаль, что Акира не может даже подарить мне последний взгляд. Как жаль, что Акира не видит меня…»
«Я вижу тебя, – вдруг донеслось до сознания девушки. Родной, знакомый голос звучал совсем близко. – Я вижу тебя, моя любовь. Прощай».
Кумико подалась вперед, не сводя глаз с лица Акира, устремилась к нему всей душой. И ощутила на щеке невесомое, призрачное прикосновение.
«Ты чувствуешь, любимая? Я ласкаю тебя. Прощай».
Она закрыла глаза – внутреннее зрение сильнее. Отдалась прикосновениям. Прикосновениям его души.
«Твои щеки мокрые. Слезы… Не надо, родная. Не плачь. Мы всегда будем вместе. Что такое смерть для тех, кто любит по-настоящему? Я буду с тобой вечно, Кумико».
И не было времени, и не было расстояния, не было всех этих людей. Смерти не было. Она обняла Акира, обхватила руками изо всех сил, прижалась к его груди.
«Я чувствую тебя, мой нежный цветок. Помнишь нашу первую встречу? В саду распустились хризантемы…»
И осенью хочется житьЭтой бабочке: пьет торопливоС хризантемы росу [30] .Молодые самураи вынесли на деревянных подносах кусунгобу [31] , с поклоном положили перед каждым приговоренным. И лишь Маэда Тосицунэ получил веер. Сегун счел, что преступление этого самурая самое страшное, поскольку Маэда служил Токугава и предал его.
Веер означал, что, хотя Тосицунэ и позволили сэппуку, его считают слишком опасным, чтобы дать в руки клинок. Самоубийство становилось формальностью, на самом деле это была казнь, но почетная.
30
Басё.
31
Ритуальный клинок для сэппуку.