Меч Руса. Волхв
Шрифт:
– А мы и не собирались тебя убивать, – усмехнулся волхв. – По-моему, это ты на нас напал и ты нас хотел убить. Не так ли?
Длиннорукий молчал, корчась от боли и скрежеща зубами.
– Весь вопрос в том: зачем и почему? – не обращая на мучения поверженного убийцы никакого внимания, продолжил допрос Велегаст. – Так зачем ты хотел нас убить?
– Мне приказали…
– Кто?
– Я не знаю, он не назвал своего имени, заплатил деньги и сказал, что делать.
– Не знаешь? – Волхв поднял над головой византийца острый конец посоха.
– Я правду говорю! – вскрикнул, корчась, верзила. – Впервые его видел.
– Ты кого
Разноцветные глаза с холодной ненавистью посмотрели на византийца, и посох не спеша стал подниматься вверх, словно показывая, как он наливается силой для удара. Взгляд Длиннорукого лихорадочно запрыгал от жутких глаз волхва к острому концу посоха, видимо соображая, что для него страшнее.
– Не… не надо, я все скажу, – выдавил он из себя.
– Что же ты скажешь? – посох завис, тщательно выбирая точку удара.
– Михаилом его зовут, в корчме он живет как купец, но на самом деле он декарх и отдает нам приказы. Я всего лишь простой воин, я должен подчиняться, иначе меня…
– Тоже убьют, – закончил волхв. – И ты убиваешь, чтобы самому жить?
– Я вынужден, законы империи очень жестоки, а я всего лишь маленький человек, я рассказал все, я больше ничего не знаю… пощадите меня!
– Пощадить… – задумчиво проговорил Велегаст, словно взвешивая каждую букву этого слова. Ему почему-то вспомнились его учителя волхвы, мудрые старцы, которых убили и утопили в болоте вот такие же, как этот…
Рука с посохом дернулась сама собой, вонзив острие в шею. Длиннорукий забился на земле, задыхаясь, глаза округлились по-рыбьи. Волхв отвернулся в сторону, глядя на море, по которому широкой полосой вдруг покатилась мелкая зыбь. Несколько чаек, разгребавших кучи выброшенных волной водорослей, с криками взмахнули белыми крыльями и стали кружиться, радуясь свежему ветру.
– Велегаст, – раздался слабый голос отрока. – А как же законы Прави? Ведь нельзя убивать беззащитного, и лежачего, и пощады просящего.
– Нельзя, – согласился волхв. – Но как ты думаешь, Радим, если бы в его руке снова оказался нож, что бы он сделал?
Отрок молчал удрученно.
– Вот видишь, – продолжал Велегаст. – Ты это знаешь, и я это знаю. Одного мы не знаем; кого он стал бы убивать в следующий раз. Меня, тебя или еще кого-то.
Длиннорукий перестал дергаться, гримаса боли навечно застыла на его страшном лице.
– Сбрось их в эту расселину, – приказал волхв. – Чем позже их найдут, тем дольше мы будем в безопасности.
Юноша с трудом перекатил трупы до края обрыва и, отвернувшись, подтолкнул их ногой к падению вниз, одного за другим, и тут же отошел прочь. Велегаст вздохнул и стал чертить на земле, там, где лежали убитые, какие-то знаки, потом подошел к обрыву и, не доходя до края одного шага, поднял посох. О чем он молил небо, какие шептал слова – неизвестно, но, когда он ударил посохом в землю перед собой, что-то громыхнуло, раздался гул, и большой кусок земли, отколовшись от мыса, рухнул вниз, погребая трупы.
– Все, теперь Мара примет их души, – сказал волхв. – А нам пора продолжить свой путь. Кто знает, не послал ли этот декарх за нами еще каких-нибудь убийц.
Велегаст взял юношу за руку и быстро повел его за собой. Тот едва переставлял ноги, и бледное лицо с потухшими неподвижными глазами красноречиво говорило о том, что душа
Волхв видел смятение отрока, но все его внимание было сосредоточено на людях, которые суетились вокруг торговой площади, видневшейся в конце дороги. Нельзя было допустить, чтобы кто-либо случайно увидел, как они проходят мимо возка убитых византийцев. Велегаст постоянно твердил заклинания для отвода глаз и все время нервничал потому, что с площади или от причалов постоянно появлялись все новые и новые люди. Наконец старец довел своего спутника до брошенного возка и, подтолкнув посохом унылых лошадок к движению, сам пошел следом. Через полсотни шагов стена сделала поворот к восточным воротам. Возок византийцев продолжил свое движение по пробитой в сухой траве колее, шедшей наискосок от угла стены и сраставшейся где-то в поле с дорогой, которая начиналась у восточных ворот.
Теперь, под защитой стен, они пошли медленней, и волхв, внимательно взглянув в лицо своего юного спутника, начал неторопливо просветлять его душу:
– Ты, наверно, думаешь, Радим, что законы Прави – это что-то вроде каменной стены, уходящей в небо к Светлым Богам, которые делятся с нами, людьми, своей мудростью, даруя нам вечные, сокровенные истины. И это есть Священные Законы, которые записаны древними рунами на этой стене. Стене, о которую должны разбиться все пороки человеческие и от которой отлетают все происки зла, подобно каплям дождя. Крепка и нерушима эта твердыня Богов, и если ты встанешь рядом с ней, лицом к этим рунам, и будешь свято верить и крепко держаться этих законов, то мир сам вокруг начнет изменяться к лучшему.
Отрок вздрогнул, подняв широко открытые, изумленные глаза, в глубине которых все еще лежала сумрачная тень душевных страданий. Велегаст устало усмехнулся:
– Я и сам когда-то так думал, когда был так же молод. Но нам досталось жестокое время, и за свою наивность мы заплатили многими жизнями. Бесценными жизнями мудрых и великих людей, беззаветно служивших Светлым Богам. И теперь я знаю, что закон «Святости человеческой жизни» был написан еще в глубокой древности, задолго до того, как началась великая битва с силами Тьмы, и сейчас, под стоны и крик убитых детей Сварога, этот закон изменился. Изменился потому, что Законы Прави – это не каменная стена с древними письменами, а живое дерево, которое, как и все живое, меняется, откликаясь на свет, тепло, ветер или воду. Вот как те деревья, – волхв указал посохом в сторону Перунова ключа, – которым жизнь дает святая вода и которые погибнут на бесплодной, иссушенной земле. Бессмысленно пытаться взрастить ниву на камнях, бессмысленно пытаться следовать Законам Прави, стоя перед слугами Чернобога, несущими смерть. Там, где кончается мир Светлых Богов и начинаются владения Тьмы, родится новый закон Прави, закон «Святости жизни тех, кто верует в Светлых Богов». И если я буду знать, что тебе или еще кому-либо из русских людей угрожает смерть…
Последние слова волхв произнес в сильном волнении и даже остановился, взяв юношу за плечо и пристально глядя ему в глаза, словно вдавливая смысл произнесенного своим пронзительным взглядом.
– Если я увижу, что жизнь твоя в опасности, – вновь заговорил Велегаст, высекая тяжелые слова, – бесценная жизнь одного из внуков Даждьбога, я ни одной секунды не буду сомневаться, чтобы уничтожить этих слуг Чернобога, – он махнул посохом туда, где остались лежать погребенные византийцы, – ни тысячи, им подобных!