Меч Шаннары
Шрифт:
Один из старейшин отрицательно покачал головой.
— Ваш план, судя по всему, достаточно смел, чтобы отвлечь северян, но час времени ничего нам не даст, молодой человек. Даже если мы за час сумеем переправить сорок тысяч человек на южный берег, им еще предстоит пешком идти в Тирсис — почти пятьдесят миль на юг. Даже в обычных условиях женщины и дети не пройдут этот путь за один день; а стоит врагу обнаружить, что Керн брошен, как он двинется на юг, вслед за горожанами. У нас нет надежды опередить их. Стоит ли пытаться?
— Вам незачем их опережать, — быстро заявил Менион. — Не надо заставлять людей идти на юг пешком — они могут поплыть по Мермидону. Посадите их на лодки, плоты, все, что держится на воде, то, что у вас есть, и то, что вы успеете построить за день. Повернув на юг, вглубь Каллахорна, Мермидон протекает
Советники повскакивали на ноги, одобрительно восклицая, захваченные жаром и решительностью духа горца. Если в самом деле существует способ спасти жителей Керна, даже если при этом сам Город на Острове достанется вражеским ордам, следовало рискнуть. После краткого совещания Совет решил начать собирать городских рабочих. С этого часа и до заката каждый способный держать инструменты гражданин участвовал в сооружении больших деревянных плотов, поднимающих по несколько сотен человек. По острову были разбросаны сотни маленьких лодок, на которых отдельные горожане переплывали реку, чтобы выбираться по делам с острова. Кроме того, в Керне имелось множество больших паромов, которые можно было использовать для массовых перевозок. Менион предложил Совету отдать всем вооруженным солдатам города приказ бдительно охранять береговую линию, не позволяя никому покидать остров. Все детали массового исхода следовало до последней минуты тщательно скрывать от всех, кроме членов Совета. Больше всего горец опасался, что кто-то может выдать их планы врагу, и тот перережет им путь к спасению прежде, чем они успеют начать вывозить людей. Кто-то похитил Ширль из ее собственного дома, вывез ее из большого города и переправил через реку, в лапы троллей — такую задачу мог выполнить только человек, хорошо знающий остров. Кто бы то ни был, он оставался на свободе и в неизвестности; возможно, в этот самый момент он находился в городе. Если ему в руки попадут точные планы спасения горожан, он, несомненно, попытается предупредить о них врага. Если они хотели рассчитывать на успех своего рискованного предприятия, все дело следовало хранить в тайне.
День для Мениона пролетел быстро. На время забылись и Шеа, и его товарищи по недавнему походу. Впервые с того дня, как Шеа появился в его доме, принц Лиха имел дело с проблемой, которую до конца понимал, и знал, какие навыки от него требуются. Теперь его противником был не Повелитель Колдунов и не служившие ему призраки. Враги состояли из плоти и крови — они жили и умирали по тем же законам, что и все смертные, и угрозу с их стороны горец легко мог оценить и обдумать. Слабым местом в его планах перехитрить ожидающего противника было время, и он спешил, отдавая все свои силы для самого важного дела в своей жизни, для спасения целого города.
С приближением вечера дождь стал заметно ослабевать, а тучи начали редеть, и сквозь их серую пелену показались крошечные клочки голубого неба. Буря подходила к концу, и казалось, что ночное небо уже будет безоблачным, и землю осветит сияние нарождающейся луны и тысяч мерцающих звезд. Менион сидел в одной из небольших комнат Зала Совета, когда за окном показались эти первые признаки просветления, и его внимание мгновенно отвлеклось от громадной карты, расстеленной перед ним на столе. Рядом с ним сидели двое солдат распущенного Граничного Легиона, Янус Сенпре, лейтенант Легиона и самый высший военный чин на острове, и седовласый ветеран по имени Фандрез. Последний в совершенстве знал все земли вокруг Керна и был вызван сюда, чтобы помочь планировать нанесение удара по гигантской армии Севера. Сенпре, его командир, был необычно молод для своего чина, но все же за плечами у этого сообразительного и уверенного в себе солдата лежало около дюжины лет боевой службы. Он был преданным приверженцем Балинора, и его, как и Мениона, сильно удручало то обстоятельство, что из Тирсиса нет никаких вестей о возвращении принца. За этот день он уже отобрал двести опытных солдат бывшего Граничного Легиона, образовав из них отряд, готовый атаковать вражеский лагерь.
Менион предложил свою помощь и с радостью был принят. Ноги горца все еще были покрыты порезами и ссадинами, полученными в трудном бегстве после спасения Ширль Рэвенлок, но он отказывался оставаться среди эвакуируемых горожан,
— Вот это место, там за Спинн Барром — здесь нам и следует высадиться, — ворвался в его мысли медленный надтреснутый голос Фандреза, вновь привлекая его внимание к тщательно размеченной карте. Янус Сенпре выразил свое согласие и взглянул на Мениона, чтобы убедиться, что тот внимательно следит за ходом разговора. Горец быстро кивнул.
— Они расставят часовых на равнине вдоль всей этой отмели, — сказал он в ответ. — Если мы не избавимся от них на месте, они могут отрезать нам путь к отступлению.
— Это ваше задание — не подпускать их туда, держать наш путь назад открытым, — заявил командир Легиона.
Менион открыл рот, чтобы возразить, но был прерван.
— Я ценю ваше желание отправиться с нами, Менион, но нам все же придется двигаться намного быстрее, чем враг, а ваши ноги сейчас не в том состоянии, чтобы выдержать продолжительный бег. Вы и сами знаете это. Так что на вас остается оборона берега. Удержите дорогу к лодкам, и этим вы окажете нам много большую услугу, чем отправившись с нами.
Менион молча кивнул в знак согласия, хотя был весьма разочарован таким решением. Ему хотелось попасть на передний фронт сражения. В глубине его мыслей еще теплилась надежда найти Шеа среди пленных во вражеском лагере. Его мысли повернулись к Алланону и Флику. Возможно, они уже нашли пропавшего юношу, как обещал ему друид. Он печально покачал головой. Шеа, Шеа, почему это всегда случается с такими, как ты — с теми, кто просто хочет остаться один? В самом естестве жизни крылось безумие, которое людям оставалось принимать либо с холодной яростью, либо с отрешенным равнодушием. Окончательного решения всех проблем не могло быть никогда — возможно, только после смерти.
Вскорости собрание подошло к концу, и Менион Лих с унынием и горечью вышел из палат Совета, погруженный в раздумья, и побрел прочь, не разбирая дороги. Сам того не сознавая, он спустился по каменной лестнице громадного здания на улицу и направился обратно к дому Ширль, держась ближе к тротуарам и стенам домов. К чему все шло? Угроза, исходящая от Повелителя Колдунов, нависала над ними подобно исполинской непреодолимой стене. Как можно надеяться победить существо, лишенное души — существо, живущее по природным законам, совершенно чуждым их родному миру? Почему простой парень из заброшенного селения вдруг оказался единственным из смертных, кто способен уничтожить это неописуемо могучее создание? Менион отчаянно нуждался в понимании того, что происходило с ним и расставшимися с ним друзьями — даже если это был лишь один крохотный кусочек из тысяч, образующих головоломку Повелителя Колдунов и Меча Шаннары.
Внезапно он обнаружил, что стоит перед домом Рэвенлоков, у тяжелых закрытых дверей, чьи металлические засовы казались холодными и заиндевевшими в сереющем тумане, оседающем по мере охлаждения вечернего воздуха. Он быстро повернул прочь от входа, не желая в этот миг ни входить, ни видеть кого-либо, предпочитая одиночество пустой веранды. Он медленно шагал по каменной дорожке, ведущей в небольшой сад рядом с домом, с листьев и цветов вокруг него капала вода, земля под его ногами была сырой и мягкой. Он молча постоял там; его мысли были смутными и тоскливыми, под стать окружающей его природе, и на один краткий миг он позволил вырваться наружу гнетущему отчаянию, охватывающему его при мысли о том, как многого он лишился. Никогда раньше он не чувствовал себя таким одиноким, даже когда подолгу охотился в темных безлюдных холмах Лиха, вдалеке от дома и друзей. Что-то в глубине его души с жутким упорством твердило ему, что он больше уже не вернется, никогда не вернется домой, к друзьям, к прежней своей жизни. Где-то в минувшие дни он потерял все это. Он покачал головой; на его веках затрепетали непрошенные слезы, а вокруг него собирался сырой туман и холод дождя пронизывал его грудь.