Меч судьбы
Шрифт:
— Спасибо за то, что сжалился, добрый, милосердный и великий колдун! Почему же ваше колдунское высочество соизволило смилостивиться? — я подняла бровь.
— Часть моей силы перешла к тебе, а твоей — ко мне. Если бы ты ушла, я бы тоже скоро… — он замолчал, сверля меня глазами. Любви во взгляде не было, как и радости от моего существования.
— Верни мой Свет, а я тебе твою гадость с удовольствием верну, хоть сейчас, и катись из Миргорода!
— Если бы это было возможно, ноги моей здесь бы уже
"Куриные" меня добили. Мало мне вчерашнего страдальца, теперь ещё и это недотравленное злодейство туда же! Я задохнулась:
— Подумаешь! Какие мы аристократичные и заумные! Я, значит, безмозглая? Куриные, значит? Некомпетентная? А Вашим высокопородным мозгам, случайно, не ведомо, как разделить силы? Ваша подлость не знает? И ничто Вашему жлобству не подсказало, что лезть на чужую территорию и гадить — не аристократично, неблагородно и не подобает даже колдуну? Ваше узколобие молчит? И нечего на меня хрустеть скулами! Клоп недотравленный! Видали мы таких… белорубашечных, во сне и во всяко-разном виде!
Орала я долго, самозабвенно, выплескивая всё, что накипело, а накипело у меня на десятерых разъяренных ведьм. Колдун слушал, нацепив на смазливую морду маску ледяного спокойствия. Плевать. Я продолжила выступление.
Пока не встретилась взглядом с Лидой.
— Ты… ты чего, Лид? — выдавила я.
Лида, которую, я даже представить не могла, чем или кем можно напугать, цветом лица не отличалась от своих любимых простыней, в черных глазах мерцала такая боль, что мне стало дурно.
— Ты, черный, хочешь сказать, что вы обречены? — медленно, тихо, подбирая слова, проговорила она.
— Именно так, тетка.
— Не смей называть её теткой, выродок! — рявкнула я.
— Смешение случается раз в тысячу лет, — глухо проговорила Лида. — Редчайшее сочетание равных по мощности сил и прерванный обряд сделали свое черное дело, — в её карих глазах застыла боль. — Я права? Вы должны умереть?
Я потеряла дар речи.
— Надо искать того, кто может помочь, иначе — да. Думаю, времени у нас немного, — колдун ещё раз одарил меня добрым любящим взглядом.
— Ничего не поняла! Почему это обречены? Мы живы, у меня и у него ничего не болит и не жмет, — я, всё ещё не веря сама себе, посмотрела на Лиду.
— Зоренька, чужая сила просто-напросто сожрет тебя. Это как рак, — она отвернулась.
Мы молчали. Каждый думал о своем. Я — о том, что умирать мне совсем не хочется. Колдун, судя по его хмурому лицу, тоже не радовался скорой неотвратимой смерти. Что такое рак, никому объяснять было не надо.
— И что, никто-никто не может помочь? — я всё ещё не теряла надежды.
— Пойми, Зоря — смешение
— Почему?
— Попробуй что-нибудь, — колдун прищурил глаза.
Я подумала, и щелкнула пальцами. В комнате закружилась дюжина ярких бабочек. Бабочки как бабочки, ничего особенного. Правда, крылья раскрашены в ядовитые желто-черные полосы, а голова украшена впечатляющим жалом. Я торопливо щелкнула ещё раз. Рой кошмарных насекомых исчез.
— Ёж побери, — растерянно выдохнула я. — Как же я теперь лечить буду?
— Ты сейчас не о лечении думать должна, Зореслава! — сурово сдвинула брови Лида. — Тебе свою жизнь спасать надо! Что делать-то будем? И как тебя, в конце-то концов, звать, чёрный, раз уж мы кровью повязаны?
— Вейр, — бросил колдун, сосредоточенно о чем-то размышляя.
Меня зазнобило. Я начинала понимать, во что вляпалась и чем всё могло для меня окончиться. Колдун, то есть Вейр, очнулся и встал:
— Ладно. Собирай её в дорогу, тетка, выезжаем утром. Я сам вас найду.
— Вот ещё, раскомандовался, — заупрямилась я. — Мне ещё кучу дел переделать надо.
— Ты поедешь с ним, Зореслава, — тихо сказала Лида, но таким голосом, от которого у меня пропала всякая охота спорить. Я вдруг поняла, что этот вечер может быть последним, который мы проведем вместе. Сердце сжалось от боли, на глаза сами собой навернулись слезы. Я с ненавистью взглянула на колдуна. Он ответил тем же.
Пожимать руки друг другу мы не стали.
Глава 3
В которой героиня обзаводится не совсем обычным спутником
Войдя в дом, Лида села у стола, закрыла глаза и долго молчала. Я же не знала, куда себя деть и что сказать. Сказать, что люблю, что буду скучать, что не хочу уезжать из родного дома? Что мне до крика страшно и я как никогда хочу жить? Пустые, ненужные речи. Мы понимали друг друга без слов. Проводить в слезах и причитаниях последний вечер не хотелось ни мне, ни ей. Я это знала.
— Иди в лес, — сказала, наконец, Лида.
— Зачем? — опешила я.
— Найдешь лешего, он должен знать, как тебе помочь, — и, немного помолчав, добавила:
— Вам.
— Да пошлет он меня… обратно, и будет прав. Он нам ничего не должен.
— Знаю, — отрезала тетка, сверкнув глазами, — лезь в подпол, там отодвинешь старый сундук, тот, на котором кадка с груздями, дальше сама увидишь. Неси всё, что есть. Тебе пригодится, — и она опять закрыла глаза.