Меч судьбы
Шрифт:
Как бы я жила дальше, зная, что прошла мимо?
Леший, прочитав ответ в моих глазах, нахмурил густые брови:
– Должон я вам, ведам, ой, как должон. Пришло времечко отдавать. Мы, лесные, с колдунской братией дружбы не водим, не уважают они лес, посему, как помочь тебе, ответа не ведаю, но кое-что всё ж могу. Вижу, сердце у тебя цельное.
Леший сунул длинные пальцы в рот и оглушительно свистнул. У меня заложило уши. Я ничего не спрашивала, он ничего не говорил, мы просто молча сидели и ждали. Мягкий свет солнечного заката ласкал лес, удлиняя тени и напоминая о скором приходе брата месяца. Я завозилась на
Под сосной сидел здоровенный волк.
Леший ржал, похрюкивая и стуча палкой по земле. Я во все глаза пялилась на волка, а он изучал меня. С таким видом Лида выбирала кусок мяса на рынке. Изучив, облизнулся и лег, явно не собираясь вставать до скончания века.
– Дед, ты чего, охренел?
– заорала я.
– Слазь, дева, не тронет, - вытерев слезы, наконец, проговорил леший.
– Помощник твой верный явился, а не чудище лесное.
– Не врешь?
– испуг прошел, и я с любопытством разглядывала красавца зверя, который, положив голову на лапы, смотрел на меня, как кошка на воробья. Зверюгу размером с полугодовалого теленка назвать волком как-то язык не поворачивался. Волчище и чудище подходило гораздо больше.
– Это и есть твоя помощь? И что это за зверь такой?
Леший устроился поудобнее, оперся на палку, невидящим взглядом уставился вдаль и тихим, размеренным речитативом начал рассказ:
– Давным-давно пришла на землю нашенскую сила чуждая, беда лютая.
– Тьма, что ли?
– не утерпела и ляпнула я, поудобнее устраиваясь на насесте и любуясь зверюгой.
– Не дели, дева, то, чего не знаешь. Просто - чуждая. Многоголовые, многорукие, звероподобные чудища полезли на землю нашу, сжирая и сжигая всё сущее. Встали плечом к плечу наши воины, позабыв дрязги склочные. Веды, колдуны, богатыри да звери насмерть билися. Грудь на грудь сошлись с силой пришлою, вся земля наша с кровью смешана. Победили они силу лютую, но не стало людей лесных, пали первыми...
Он долго молчал, положив голову на скрещенные руки на посохе. Затем продолжил:
– Я лесным был. Возродили веды жизнь зеленую, живота своего не жалеючи. Посему дали знак, коль в беде - урони в огонь, позови в ночи, и придет Лесной, - глазами лешего на меня смотрела сама суровая вечность. В отблесках зрачков виделось кровавое пламя той великой битвы.
– А откуда они, эти, пришлые?
– Из жарких, далеких стран. Как суха там земля, так и сила их в пламени да сухотке. Они не плохи и не хороши. Они просто чуждые нам и нашей славной Землице-Матушке. Пока мы живы, да и веды тож, народам, живущим на нашей земле, ничего не грозит.
– И колдуны?
– Дура баба!
– ударил о землю посохом леший. Я чуть не сверзилась с ветки.
– Нет чистого и нечистого! Есть земля, небо, солнышко, род людской и силы природные. Посему всё, что Матерью создано, всё - кровь, сердце и душа земли нашей!
– Ну да. А ещё задница и утроба ненасытная, - буркнула я.
– А волк? Кто он?
– Хорт в первых рядах бился, и волчье войско с ним. Получил власть над силой серою, тучей грозною. Дети его по лесам живут, аж до сердца льда дальнего, где лесов уж нет, - леший встал, потрепал по загривку
– Слазь, дева. Охрана тебе будет и друг верный.
Я, цепляясь за ветви, начала медленный спуск. От страха ёкало сердце, тряслись руки, но летать, к моему глубокому огорчению, я не умела. Главное - не смотреть вниз! Зря я это подумала. Пересчитав ребрами и прочими частями тела ветки, я сверзилась на землю. Полежала, проверяя, не осталось ли чего от меня на сосне, и открыла глаза. Так и есть. На меня смотрел волк, глаза в глаза, вывалив розовый язык. Если бы это был человек, можно было бы подумать, что он ухмыляется. Нагло сунув нос мне под мышку, втянул воздух, фыркнул, и продолжил знакомство. Даже в штаны морду сунул! Отпихнув нахала, я встала на ноги.
От далекого грозного времени нам остались лишь печальные песни да величественные былины. Да гиблые места напоминали о том, что здесь полегли защитники земли нашей да орды захватчиков. А вот о том, что ведам оставили некий знак, при помощи которого можно позвать на помощь, я даже не догадывалась. Хотя, на месте Лиды и мамы, тоже бы не распространялась до поры до времени.
– Деда, а что я с ним в городе делать буду? Собаки, лошади, охотники, он же зверь лесной!
– я погладила лобастую голову по мягкой серой шерсти.
– Не боись, сам разберется, - ответил леший.
Я обернулась, но на бревне уже никого не было. Сын Хорта осторожно взял в пасть мою руку и потащил прочь из леса.
Путь домой прошел весело, с шутками и прибаутками, о которых я и не знала, что знаю. Волк вел меня, осторожно прикусив ладонь, лишь прижимал уши в особо заковыристых местах. Лес притих, покраснел, даже неугомонные комары звенеть перестали. Заслушались, кровопийцы. Я, как никогда, ощутила, что хочу жить, и решила помереть хотя бы громко. Завидев плетень, чудище выпустило мою ладонь и ухмыльнулось во всю пасть. Не в силах подобрать слов, чтобы выказать восхищение своим проводником, я бросилась в дом.
Влетев в комнату, первым делом метнулась к зеркалу. Странно, волосы остались черными. Зацокало когтями, волк нагло растянулся во весь рост у дверей и закрыл янтарные глаза, блаженствуя в прохладе. Псиной от гостя не пахло, что не могло не радовать. Предложить ему выметаться во двор у меня язык не повернулся, да и наговорилась я на годы вперед.
Во дворе был небольшой переполох. Раскудахтались куры, подвывала отважная Динка, правда, боров покидать любимую лужу отказался, приоткрыв глаз, он оценил новенького и вновь погрузился в сон. Что ему волки, когда полное корыто перед носом. Жуш засел в подполе и выходить не собирался, но перед тем, как исчезнуть, успел высказать все, что хотел. О дурах-бабах, леших, их подарках и о путных хозяевах, которые псину в дом и на порог не пустят.
Открылась дверь, вошла Лида, споткнулась. Так и знала. Не видать мне сегодня яичницы. Впрочем, тетка быстро нашла с гостем общий язык, сунув ему ощипанную курицу. После третьей тушки эту парочку стало водой не разлить. Близилась ночь.
Наша последняя ночь вместе.
***
Вейр лежал, задумчиво наблюдая за светлячками искр, летящих из камина и гаснущих на черном от сажи поддоне. Тени ветвей скользят по бревенчатым стенам, словно костлявые призраки, звуки пирушки рвутся сквозь стены, мешая уснуть. Впрочем, какой уж тут сон, когда в глаза смотрит сама Смерть.