Меч Тамерлана
Шрифт:
На мгновение прервавшись, Едигей продолжил:
— Конечно, мы наверняка возьмем эту странную крепость… Потеряв еще пару-тройку тысяч воинов, не меньше. Но что будет, когда дойдет до сечи с ратью кагана Димитрия, а? Смогут ли сражаться твои нукеры с куда более сильным противником, потеряв веру в своего хана?
Глаза Тохтамыша буквально полезли на лоб от гнева и возмущения:
— Что?! Ты хочешь сказать, что я должен принять вызов этого пса?!
Едигей внутренне усмехнулся — каган Федор сумел всерьез зацепить хана. Чего
В том числе поведав весть о разгроме под Ельцом оставленного ханом войска!
Сам-то Едигей не очень поверил в последнее — хотя и объяснить для себя тот факт, что корабли урусов вдруг оказались на переправе, никак не смог. У осаждающих крепость ведь оставался греческий огонь, до того успешно примененный татарами на реке… Но, конечном, сам вызов не мог быть настоящим приглашением на «Божий суд» — каган Федор явно не столь наивен. Просто он хотел разбудить в Тохтамыше гнев, залезть к нему в голову — чтобы хан поставил эмоции над здравым смыслом и потерял еще сколько-то времени, сражаясь с наглецами-урусами в собственном тылу…
Стоит сказать — вчера у кагана все получилось.
Ибо выслушав нукера, изменившийся в лице Тохтамыш замер на мгновение каменным истуканом, борясь с собой — но спустя удар сердца он бешено закричал! И, вырвав саблю из ножен, распластал посланника кагана до пояса… Распластал одним могучим, страшным ударом! После чего, по-прежнему не владея собой, хан приказал основным силам Орды разворачивать назад, желая лично насладиться тем, как Федора рвут на части лошадьми…
Вот только каган не спешит сдаться в плен — а его воины весьма успешно отбивают наскоки татар… Да еще и смеют выкрикивать столь страшные ругательства, низвергая весь авторитет хана в прах!
Идеальная ситуация для замысла Едигея…
— Нет, мой друг, нет… Пригласи его на переговоры. Предложи ему встретиться на удалении от гуляй-города — так, чтобы урусы при случае не достали вас ядрами тюфенгов… Скажи, что возьмешь с собой десять нукеров сопровождения — пусть возьмет с собой равное число воинов. Предупреди, что если он откажется, мы казним захваченных нами пленных — а если согласится, передадим их живыми… Жест доброй воли. Так что уже Федор потеряет лицо перед своими воинами, если откажется.
Тохтамыш явно не оценил предложения — вытаращив глаза, он гневно воскликнул:
— Зачем мне это?! Хочешь подарить кагану шанс обезглавить мою Орду?!
Темник отрицательно мотнул головой:
— Дослушай! У меня сейчас тринадцать пленных… И каждого поведет по двое нукеров. Ты же ведь пообещаешь кагану, что возьмешь с собой лишь десять ближников, верно? Ну, а про отборных нукеров, следящих за полоняниками, пусть сам догадается… Мы же ведь не можем оставить
Тохтамыш просветлел лицом — но после чуть сощурил итак узкие, раскосые глаза истинного чингизида:
— Разве Федор не струсит, увидев столько моих воинов?
Едигей равнодушно пожал плечами:
— Тогда мы просто отрубим пленникам головы — на глазах у всего войска урусов. И они увидят, что столь храбро звавший тебя на поединок каган струсил, отказался от обмена! Что он не способен защитить своих людей… И уже их вера в Федора, как и боевой дух падут — а вот твои нукеры, наоборот, воспрянут.
Хан улыбнулся уже куда шире — а темник продолжил развивать явно радующую Тохтамыша мысль:
— Ну, а если он не струсит… Что же, ты соблюдешь приличия — и предложишь кагану верную службу. Призовешь присягнуть себе и вступить в твое войско! Он, естественно, откажется — тогда же выперебьете пленных и без особого труда справитесь с урусами, имея аж трехкратное численное превосходство!
Улыбка слетела с губ хана — после чего тот посмотрел прямо в глаза темника:
— Не «вы», а мы! Ты пойдешь на переговоры со мной, Едигей — и пленников поведут мои нукеры!
Едигею осталось лишь низко склонить голову. Пусть будет так…
Князь Федор Елецкий.
…- Смотри-ка, татарин один к нам скачет! Вестимо, переговорщик… Неужто хан согласился драться с тобой один на один?!
Я только невесело усмехнулся на предположение Алексея:
— Держи карман шире…
Всадник действительно оказался переговорщиком. Еще приближаясь к гуляй-городу, он издали закричал на ломанном русском:
— Не стреляйте! Я посланец хана!
— Опустить самострелы! Ну, говори, посол, с чем хан тебя послал?!
Татарин, подъехав к ладьям шагов на двадцать, ответил еще громче — как видно стараясь, чтобы слова Тохтамыша услышали все ротники:
— Великий хан Тохтамыш приглашает князя Федора на переговоры! Встреча — на два перестрела от вашей крепости. С собой можно взять лишь десять нукеров — но без самострелов и сулиц! А ежели князь откажется, в полдень мы перебьем дюжину пленных урусов, захваченных в прошлых боях… Но если согласится — так хан милостиво отпустит их в ваш лагерь!
Сделав короткую паузу, перевести дух, посол продолжил:
— И вот ханский дар для князя — чтобы быстрее думал… Ибо я уже сейчас должен доставить его ответ!
Отцепив от седла грязный, какой-то влажный мешок, татарин крутанул его в руках — и одним лихим броском перекинул его через борт ладьи… Мешок глухо шмякнулся о дерево — и я понял, что грязный он от густо натекшей крови. Примерно поняв, что за «дар» прислал мне хан, я несколько замешкался — и тогда мешок раскрыл Алексей, присев на корточки… Кашлянув, дружинный коротко произнес: