Меч Тристана
Шрифт:
Была ведь и вторая затычка для нашей хитрой бочки — знатная дама Вазеллина, очарованная Тристаном еще с давних пор, еще до его победы над Моральтом, и дважды (дважды!) отвергнутая им. Такого ни одна женщина не прощает. А женщины к тому же в мести своей всегда оказываются настойчивее и последовательнее мужчин. Вазеллина принялась следить за королевским племянником, еще не зная, кому именно он отдает предпочтение. Разумеется, за Тристаном слежку вести — дело неблагодарное, ведь отрываться от хвоста его учили не при дворе короля Артура, а в гораздо более серьезной конторе. И все-таки однажды Вазеллина подловила их. Не в постели, конечно, и не в бане, не на плотском соитии, а всего лишь на нежном разговоре. Голубки ворковали, страстно сжав ладони друг друга, и ворковали они на непонятном языке. Этого хватило
Боже! Этот наглый мальчишка посмел влюбиться в саму королеву! Вазеллина сразу побежала к Мерзадуху, она давно знала, к кому бежать, знала, кто поймет ее и оценит. Сенешаль оживился: близится их звездный час, близится! И тогда двое злопыхателей вместе решили, что к королю-то пойдут не они — есть более достойная для этого фигура — старший племянник короля Марка.
Андрол, выслушав их, чуть не рассыпался от радости. Он-то уже и не надеялся одолеть Тристана, а тут такое счастье подвалило! Андрол столько раз благодарил подлых завистников за их донос, что под конец от избытка чувств перешел к патриотическим речам:
— Не за себя обидно — за державу! И за священный символ ее — Богом избранного короля. Белокурая Изольда — девица, разумеется, красивая, но разве такая жена требовалась Марку, любимому дяде моему? Ведь больше двух лет прошло, а она так и не понесла от него. Видать, бесплодна королева. И я знаю, чьи это чары. Один у нас злой колдун при дворе — Тристан Лотианский. А ужас заключается в чем? — уподобляясь гашековскому полковнику Циллергуту, вопросил он сам себя. — Ужас, господа, заключается в том, что именно Тристана считает Марк первым наследником своим. Ох, не должны мы допустить такого наследования, ох, не должны! Спасибо, братья мои и сестры, вы сделали великое дело для всего Корнуолла.
Не прошло и полдня, как Андрол, едва ли не задыхаясь от возбуждения, пересказал королю все, что говорят при дворе о королеве Изольде и ее телохранителе Тристане. Не поверил Марк, но пригорюнился. И задумался крепко. Противно, да, а не реагировать нельзя. Надо как-то проверить. Доказать или опровергнуть гнусные слухи. Андрол и тут как тут — у него уже совет готов, как лучше устроить Изольде испытание. Выслушал его король и счел предложение разумным.
Они лежали в королевских покоях темной безлунной ночью. Лишь два тонких факела немного рассеивали мрак. Король всего минуту назад удовлетворил свою мужскую потребность, настроен был миролюбиво и вот только пребывал в глубокой задумчивости относительно того, получила ли удовольствие его жена, ведь долгие стоны ее могли быть и показными. Господи Иисусе! О чем же это он думает? Неужели и впрямь уже подозревает любимую Изольду во всех смертных грехах? Тут-то и вспомнились рекомендации племянника Андрола.
— Дорогая моя госпожа, — молвил король Марк, не поворачивая к жене головы, а по-прежнему глядя на маленький потрескивающий огонек в углу комнаты. — Выслушай меня. Хочу я сделаться паломником. Надо же хоть когда-то поехать за море, добраться до святых мест и помолиться Господу нашему у Гроба Его. Чувствую: пришло время. Вот только не знаю, на кого двор оставить, кому королевство передоверить можно в мое отсутствие. Ты, Изольда, как думаешь, что посоветуешь мне? И кстати, вот лично ты сама под чьим покровительством желаешь остаться?
Изольде весело. Изольде рассмеяться хочется. Она так хорошо помнит этот разговор и по французским источникам, и по скандинавским сагам. Ах, наивный король, неужели ты надеешься перехитрить своими примитивными штучками одного из лучших специалистов в бывшем Советском Союзе по кельтской литературе?!
И поддразнивая его, Изольда ответила:
— Ах, мой господин, как можете вы сомневаться в этом вопросе? Кого еще, кроме Тристана, могу я выбрать? Ведь он и так мой постоянный покровитель. Он — ваш любимый племянник и самый близкий вам человек. А разве не Тристан самый достойный рыцарь Корнуолла, не однажды спасавший эти земли от врагов? И наконец, могу ли я забыть, что это он помирил наши страны и позволил соединиться двум любящим сердцам — моему и вашему, король Марк! Ни о ком, кроме Тристана, и слышать не хочу — только он сможет сохранить спокойствие и порядок в государстве, покуда вы не вернетесь.
Наутро
— Ну что я говорил?! Что и требовалось доказать! Она любит его!
А Марк от этого птичьего восторга своего старшего племянника лишь сильнее засомневался в справедливости гадких подозрений баронов. Но и полностью отмести их не представлялось пока никакой возможности. Вот бедняга король и продолжал каждую ночь свои допросы, загадочно отдаляя всякий раз дату своего отъезда в Палестину, ловил молодую жену на лжи с помощью все новых и новых хитростей, сочиняемых теперь уже целым коллективом подлых завистников-баронов под руководством мстительной Вазеллины и вконец озверевшего сенешаля Мерзадуха. А Изольда продолжала развлекаться. Постоянно опережая короля и его приспешников на ход, а то и на два, она попеременно выказывала по отношению к Тристану уважение или недоверие, жалость или безразличие, благодарность или раздражение, дружескую нежность или лютую ненависть за давнее, но не забытое убийство дяди. Цитировала ирландские поговорки: «Женский нрав бывает опасен», «Редкая жена любит родственников своего мужа». И выдавала фразы типа такой: «Только стараясь избежать клеветы и наговоров, я и принимала всегда услуги и любезности со стороны Тристана, делала вид, что хорошо отношусь к нему, хотя в действительности ненавидела, а когда и впрямь научилась хорошо к нему относиться, пересилив себя, стала делать вид, что недолюбливаю, чтобы кто не подумал чего лишнего, чтобы не решили, что я догадалась, что он знает, что они думают про нас, будто мы очень не любим друг друга или наоборот».
Терпеливо выслушав однажды среди ночи нечто подобное, Марк понял: еще немного, и он сойдет с ума. Мало ему, что по милости зарвавшихся советчиков давно почитаемый народом король выглядит идиотом в глазах всего Корнуолла из-за придуманного и неосуществленного паломничества к Гробу Господню, так ведь еще теперь поднимут на смех за нелепый разлад с собственным родственником и всеобщим любимцем Тристаном. Вот почему король перестал слушать брызжущих слюной баронов, а принял решение сам.
Не хотел он обижать славного рыцаря и любимого племянника. И придумал, что дошли до королевства сведения, будто движется на Тинтайоль с Востока неведомый и сильный враг, а потому никак невозможно сегодня ему, королю Марку, покидать страну. Тристана же как самого доблестного ленника своего просит он поселиться за стенами замка Тинтайоль в специально для этого выстроенном сторожевом домике. И будет он там, выражаясь морским языком, исполнять роль впередсмотрящего главной королевской резиденции. И это, упаси Господь, не наказание, а вовсе наоборот — очень почетная с древнейших времен должность, если угодно, повышение по службе.
Что мог возразить молодой Тристан своему любимому дяде, которому поклялся служить верой и правдой еще много лет назад? Он и не стал ничего возражать. Перебрался безропотно во вполне уютный сторожевой домик, сидел там целыми днями, тупо смотрел вперед, как полагалось впередсмотрящему, зверел от безделья, глушил пиво бочками и, конечно, играл на своей любимой роте-гитаре. Музыку играл жалобную, тоскливую, бывало, даже волки приходили выть с ним за компанию, а иногда, если пива было выпито не много и не мало, а в самый раз, получались у него и стихи, но тоже не слишком веселые. Частенько исполнял он, например, такой енглин:
Ну, вот и кончилась малина. Ее обкакал сенешаль. Ужасно грустная картина! И больше всех Изольду жаль.Тристану очень нравилось забавное валлийское словечко «енглин». По-русски оно звучало гораздо более ядовито и точно, чем нейтральное французское «куплет» или академичное греческое «эпиграмма».
Сколько времени будет продолжаться его ссылка, Тристан не знал. Самовольно идти в замок было слишком рискованно, а на прибытие в скором времени пресловутых врагов рассчитывать особо не приходилось. Об этом, в частности, поведал ему верный друг — барон Будинас из Литана, справлявшийся о реальном положении дел в королевстве у многих знатных и хорошо осведомленных феодалов, владеющих замками, весьма далеко отстоящими к востоку от Тинтайоля.