Меч в камне
Шрифт:
Через пять минут сэр Груммор сказал:
— Ладно, Пеллинор. Кончай прятаться. Я все равно тебя вижу.
— Я вовсе не прячусь, — возмущенно воскликнул Король Пеллинор. — Ну, где я?
Так они и отыскали друг друга и сошлись поближе, лицом к лицу.
— Невежа, — сказал сэр Груммор.
— Как же, — сказал Король Пеллинор.
Они развернулись и пошли по своим углам, полные негодования.
— Мошенник, — проорал сэр Груммор.
— Бандит, — проорал Король Пеллинор.
И с этими словами они собрали все силы для решающей встречи, наклонились, опустили головы, словно два бодливых козла, и буквально рванулись вперед,
— Оглушены, — сказал Мерлин. — Насколько могу судить.
— Вот несчастье, — сказал Варт. — Может, мы слезем, поможем им.
— Мы могли бы облить им головы водой, — рассудительно произнес Мерлин, — если бы тут имелась вода. Не думаю, впрочем, что они нам скажут спасибо, когда у них заржавеют доспехи. С ними все будет в порядке. К тому же нам пора возвращаться домой.
— Но они, может быть, умерли!
— Они не умерли, я знаю. Через минуту-другую они очнутся и поедут домой обедать.
— У бедного Короля Пеллинора нет дома.
— Ну, значит, сэр Груммор пригласит его к себе ночевать. Когда они придут в себя, они уже будут лучшими друзьями. Да и всегда ими были.
— Ты думаешь?
— Мой милый мальчик, я знаю. Закрой глаза, мы отправляемся.
Варт подчинился высшей мудрости Мерлина.
— А как ты думаешь, — спросил он с закрытыми глазами, — у этого сэра Груммора есть перина?
— Наверное, есть.
— Ну, ладно, — сказал Варт. — Это будет хорошо для Короля Пеллинора, пусть даже его оглушили.
Прозвучали латинские слова, и свершились тайные пассы. Воронка свистящего шума и пространства приняла их в себя. Через две секунды они лежали под трибуной, и голос сержанта звал с другого конца турнирного поля: «А ну-ка, мастер Арт, а ну-ка. Хватит вам уже лодырничать. Выходите-ка с мастером Кэем на солнышко, раз-два, раз-два, да посмотрите, что такое настоящий турнир».
8
Вечер был сырой и холодный, какие уже выпадают под самый конец августа, и Варт слонялся по замку, не зная, чем бы заняться. Некоторое время он проторчал на псарне, разговаривая с Кавалем, затем поплелся на кухню, чтобы помочь поворачивать вертел. Но на кухне оказалось слишком жарко. Его не то чтобы не выпускали из-за дождя на волю мамки да няньки, как это частенько бывает с несчастными детьми нашего поколения, а просто не влекли к себе царившие там слякоть и скука. Окружающие были ему противны.
— Вот чертов мальчишка! — сказал сэр Эктор. — Господа Бога ради, отлепись ты, наконец, от этого окна и найди своего учителя. Когда я был мальчиком, мы всегда занимались в дождливые дни,
— Варт дурак, — сказал Кэй.
— Ой, беги, утеночек, беги, — сказала старая няня. — Некогда мне нынче слушать твое нытье, видишь, сколько у меня стирки.
— А ну, молодой хозяин, — сказал Хоб, — беги-ка к себе, нечего птиц тревожить.
— Не-не-не-не, — сказал сержант. — Шагом марш отсюда. У меня и так дела по горло, мне еще драить все эти чертовы доспехи.
Даже Собачий Мальчишка облаял его, когда он вернулся на псарню.
Варт потащился в башню, в верхний покой, где Мерлин старательно вязал себе на зиму ночной колпак.
— Через каждый ряд убираю по две петли, — сказал волшебник, — и все равно верхушка почему-то получается слишком острой. Совершенная луковица. Видать, слишком много убавляю.
— Я думал, может, ты поучишь меня чему-нибудь, — сказал Варт. — Все равно больше делать нечего.
— Ты, стало быть, полагаешь, что наукой занимаются от нечего делать? — ядовито осведомился Мерлин. Ибо и у него настроение было дурное.
— Ну, — сказал Варт, — смотря какой.
— Но уж моей-то во всяком случае? — спросил волшебник, сверкая глазами.
— Ох, Мерлин, — воскликнул Варт, не отвечая на вопрос, — прошу тебя, найди мне какое-нибудь дело, а то на душе так погано! Никому я ни на что сегодня не нужен и совершенно никакого разумного занятия не вижу. И все этот дождь.
— А ты бы вязать научился.
— Может, мне в кого-нибудь превратиться, в рыбу там или еще во что?
— Рыбой ты уже был, — сказал Мерлин. — Человеку мало-мальски прилежному нет нужды дважды давать один и тот же урок.
— Ну, тогда, может, птицей?
— Если бы ты хоть что-то знал, — сказал Мерлин, — а это, увы, не так, ты знал бы и то, что птицы терпеть не могут летать под дождем, потому что у них намокают и слипаются перья, и вообще вид становится замызганный.
— Я мог бы побыть соколом у Хоба в кречатне, — упорствовал Варт. — Тогда я сидел бы под крышей и не намок.
— Эк куда тебя метнуло, — сказал старик, — в соколы.
— Ты же знаешь, что можешь обратить меня в сокола, если захочешь, — закричал Варт, — и только нарочно дразнишь разговорами о дожде. Я так не согласен!
— Фу-ты, ну-ты!
— Мерлин, милый, — взмолился Варт, — пожалуйста, преврати меня в сокола. Если ты не сделаешь этого, я сам что-нибудь сотворю. Прямо не знаю что.
Мерлин отложил вязание и поверх очков осмотрел своего ученика.
— Мальчик мой, — сказал он, — пока я еще не расстался с тобой, ты можешь стать кем угодно, — овощем, животным, минералом, микробом или вирусом, на здоровье, но тебе придется поверить в превосходство моей прозорливости. Еще не время обращать тебя в сокола, — и прежде всего потому, что Хоб по-прежнему в кречатне, кормит птиц, — так что можешь пока посидеть и поучиться на человека.
— Ладно, — сказал Варт, — раз такое дело. И сел.
Через несколько минут он спросил:
— Дозволено ли мне говорить на манер человеческого существа, или тому, кто вскорости будет лишь виден, но не слышен, надлежит просить особого позволения?
— Говорить дозволено всякому.
— Это прекрасно, потому что я хотел обратить твое внимание на то, что ты уже на три ряда ввязал в ночной колпак свою бороду.
— Ах, чтоб меня!
— По-моему, самое лучшее отрезать у твоей бороды кончик. Принести тебе ножницы?