Меч Вайу
Шрифт:
ГЛАВА 7
Склоны глубокого оврага кудрявились зеленым сочным листом вековых лип, а на дне оврага журчал ручей, спрятанный среди густой поросли гибкого ивняка. Одним концом овраг примыкал к лесу, а второй терялся где-то в глубине безбрежной степной равнины.
Вечерело. Подернутое дымкой испарений солнце поблекло и медленно скатывалось за горизонт. Длинные тени манили вечерней прохладой, пришедшей на смену дневному зною. Еле слышимый шорох листьев заставил насторожиться человека – спрятавшись среди ветвей высоченной липы, он высматривал что-то в глубине оврага. Теснее прижавшись спиной к толстой ветке, человек бесшумно наложил на тетиву лука стрелу и застыл в напряженном
Среди густого папоротника мелькнула тень, и на крохотную поляну, бесшумно ступая, вышел мужчина, одетый с ног до головы в звериные шкуры шерстью наружу. Его глубоко посаженные быстрые глазки были почти не видны среди буйной растительности, покрывавшей лицо; длинные, давно не чесанные волосы топорщились на голове, напоминая львиную гриву. В руках он держал увесистую дубину, утыканную медвежьими клыками, а на тонком сыромятном ремешке, заменявшим ему пояс, висел короткий нож с широким лезвием в деревянных ножнах. Принюхиваясь по-собачьи, он ступил шаг, другой – и вдруг неподвижно застыл, глядя себе под ноги. Затем медленно опустился на четвереньки, ощупал землю короткопалой заскорузлой ладонью – и стремительно нырнул в заросли. Человек, сидевший на ветвях липы, втихомолку выругался и опустил лук – он разглядел причину внезапного исчезновения неизвестного: несколько сломанных травинок и неглубокие вмятины в земле, которые тот ощупывал, были следами наблюдателя.
Запрятав лук в мягкий кожаный горит, он соскользнул вниз и так же бесшумно и быстро, как и мужчина в звериных шкурах, скрылся среди деревьев.
В том месте, где ручей выныривал из зарослей, превращаясь в неглубокое озерцо с кристально- чистой водой, спуск в овраг был пологим. В конце спуска, на берегу озерка, посреди большой и ровной поляны, расположился купеческий караван. Дымили костры, жалобно блеяли овцы, предназначенные на жаркое к ужину, шумно отфыркиваясь и галдя, купались воины наемной стражи, смывая липкий пот и дорожную пыль.
Немногочисленная группа воинов в полном боевом облачении с завистью поглядывала на купающихся, готовясь в сторожевой дозор. Слуги распрягли быков и сбивали их в стадо, чтобы отогнать на пастбище; купцы о чем-то совещались чуть поодаль.
Неожиданно громкий воинский клич обрушился на мирную суету привала. Словно из-под земли выросли на склонах оврага лучники и с безупречной меткостью и слаженностью принялись осыпать стрелами мечущихся в страхе купцов и наемную стражу. Тех, кто пытался пробиться сквозь их ряды, смяла лавина всадников, хлынувшая в овраг. Вскоре беспощадная резня закончилась, и победители принялись в спешке запрягать быков и увязывать поклажу. Когда сумерки опустились на землю, в овраге воцарилась тишина. Только скулеж псов над телами погибших, да скрип колес повозок каравана, который увели победители, еще долго витали над степью, пока не растаяли в ночи…
Светало. Тоскливый собачий вой, всю ночь тревоживший степь, затих. Видимо, осиротевшие псы покинули овраг, где покоились вечным сном их бывшие хозяева. Рассвет наползал хмурыми тучами, обещавшими пролиться дождем. Лесное зверье затаилось в чащобе, стараясь найти пристанище перед непогодой.
Два человека пробирались сквозь седой туман, заполнивший овраг. Впереди шел коренастый мужчина, одетый в звериные шкуры; следом за ним, в двух-трех шагах, слегка пригнувшись и сжимая в руке обнаженный акинак, шел другой, закутанный в длинный плащ. Когда они очутились на берегу озерка среди трупов, человек в плаще начал кого-то искать, всматриваясь в лица убитых.
Наконец возле кустов, на берегу ручейка, нашел – опустившись на колени, принялся тщательно обыскивать труп одного из купцов. Судя по тому, как он, поднявшись на ноги, сыпал проклятиями, его поиски не увенчались успехом. Не выбирая дороги, человек в плаще решительно
Небо обрушило на лесные заросли потоки воды. Прямые упругие струи хлестали по листьям и, рассыпаясь на мириады капелек, упрямо стремились проскользнуть сквозь густой зеленый шатер к земле. Борисфен шершавился под ударами дождинок; грязно-желтые потоки хлынули с берегов, замутив реку. Невдалеке от крутого обрывистого берега Борисфена, среди бурелома, струилась узенькая тропинка; она вела к небольшой хижине, вросшей в землю почти по крытую корой крышу. Еле приметный в дождевом ненастье сизый дымок неспешно выползал из отверстия в крыше и тут же таял среди густой листвы. Уже известный нам лесной житель в звериных шкурах и его товарищ в длинном плаще торопливо, но бесшумно вышагивали по тропинке, направляясь к хижине.
Сквозь приоткрытую дверь виднелся небольшой костер; над ним исходил душистым паром котелок. Стены хижины были сплошь увешаны связками трав и кореньев, аромат которых примешивался к дыму очага. У огня сидел хозяин – худой седобородый старик в накинутой на плечи волчьей шкуре.
Изможденное лицо, изрытое глубокими морщинами, было исполосовано шрамами, один глаз вытек, и на его месте темнел провал, прикрытый дряблым веком. Зато второй глаз светился в отблесках костра на коричневом лице, как огромная жемчужина; время от времени в бездонной глубине зрачка зажигались и гасли искорки, словно звездопад в ночном августовском небе. Немощная неподвижность фигуры и застывшие на коленях руки были прямой противоположностью живого острого ума, светившегося в беспокойном взгляде старика.
Варево забурлило и выплеснуло в костер хлопья пены; старик встрепенулся и длинной, гладко остроганной палочкой помешал в котелке. Затем неторопливо отложил ее в сторону и неожиданно крепким для его лет голосом сказал, обернувшись к двери:
– Входите, путники. Негоже таиться за порогом в такое ненастье.
Застигнутые врасплох словами старика, лесной житель и его попутчик, смущенно пробормотав слова приветствия, вошли в хижину и уселись у очага напротив хозяина.
– Давно ты не появлялся в наших краях, Одинокий Волк, – испытующе глядя из-под густых мохнатых бровей на лесного жителя, одетого в звериные шкуры, сказал старик.
– Давно, – согласился тот, сглотнув слюну при виде кости с мясом, выглядывавшей из котелка.
– Опять за старое взялся?
– Гы-гы-гы… – справившись с непривычной для него робостью развязано загоготал Одинокий.
Волк. – Я и не бросал.
– Гнева богов не боишься?
– Ха-ха! Это я-то! А ты вот мне скажи, что они тебе дали, твои боги? Горбатую спину да кривой глаз?
– Замолчи! – гневно воскликнул старик и, вытянув руки над очагом, забормотал заклинания.
Полупогасший костер вдруг вспыхнул ярким пламенем и взметнулся ввысь, едва не опалив.
Одинокого Волка и его попутчика, хмуро прислушивавшегося к разговору. Они испуганно отпрянули назад, прикрывая лица руками.
– Великая Табити гневается! – старик даже не поморщился от обжигающих языков пламени, коснувшихся его рук.
– Оставь эти штуки, старик, – впервые подал голос попутчик Одинокого Волка. – Жрецы Айгюптоса [40] умеют и не такие чудеса творить. Мы чтим святое имя хранительницы очага и готовы принести искупительную жертву. И прости Одинокого Волка за неумные слова.
40
Айгюптос – древнегреческое название Египта.