Меченосцы
Шрифт:
Услышав это, аббат с минуту стоял на месте, точно окаменев; только по тому, как он моргал глазами, можно было понять, что он еще жив. Вдруг он повернулся на месте, вышиб ногой дверь каморки, выскочил в комнату, там выхватил из рук странника посох и стал колотить им своих "шпильманов", ревя при этом, как раненый тур:
— На коней, скоморохи! На коней, подлецы! Ноги моей не останется в этом доме! На коней! Кто в Бога верует, на коней!
И снова вышибив двери, он вошел на крыльцо, а испуганные клирики бросились за ним. Всей гурьбой подбежав к навесу, они тотчас принялись седлать лошадей. Напрасно Мацько побежал за аббатом,
Мацько некоторое время смотрел им вслед, а когда они скрылись в лесу, вернулся домой и сказал Збышке, угрюмо покачивая головой:
— Что ты наделал?…
— Не было бы этого, если бы я раньше уехал, а не уехал я из-за вас.
— Как так… из-за меня?
— Потому что не хотел уезжать, пока вы больны.
— А теперь что будет?
— А теперь поеду.
— Куда?
— В Мазовию, к Данусе!.. И к немцам, за перьями.
Мацько молчал, а потом произнес:
— "Письмо" он отдал, но залог записан в судебной книге. Не подарит нам теперь аббат ни скойца.
— И пускай не дарит! Деньги у вас есть, а мне на дорогу не нужно. Ведь меня везде примут и лошадей накормят; был бы на мне панцирь да кинжал в руке — мне все нипочем.
Мацько задумался и стал взвешивать все, что произошло. Все вышло не так, как он думал, и не так, как хотел. Сам он тоже от всей души желал, чтобы Збышко женился на Ягенке; но он понял также, что из этого ничего не выйдет и что вследствие гнева аббата, вследствие драки с Чтаном и Вильком — лучше, чтобы Збышко уехал, чем чтобы он стал причиной дальнейших споров и ссор.
— Эх! — сказал он наконец. — Меченосцев тебе все равно надо искать: так если нет другого выхода — поезжай. Да будет воля Господня!.. Но мне надо сейчас же ехать в Згожелицы; может быть, я как-нибудь уговорю Зыха и аббата!.. Зыха мне особенно жаль!
Тут он взглянул Збышке в глаза и внезапно спросил:
— А тебе Ягенки не жаль?
— Дай ей Бог здоровья и всего самого хорошего! — отвечал Збышко.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Мацько терпеливо ждал несколько дней, не придет ли из Згожелиц какое-нибудь известие и не переменит ли аббат гнев на милость, но наконец неизвестность и ожидание его истомили и он решил сам отправиться к Зыху. Все, что произошло, произошло без его вины, но он хотел знать, не обижен ли Зых и на него, потому что относительно аббата он был уверен, что гнев его будет отныне тяготеть и над Збышкой, и над ним самим.
Однако он хотел сделать все, что было в его силах, чтобы смягчить этот гнев, и поэтому дорогой думал и соображал, что он кому скажет в Згожели-цах, чтобы загладить обиду и сохранить старинную соседскую дружбу. Однако в голове у него как-то не клеилось, и он обрадовался, застав Ягенку одну; она встретила его по-старому, с поклоном, и поцеловала у него руку, словом — дружелюбно, хотя и с некоторой грустью.
— А отец дома? — спросил Мацько.
— Дома, только поехал с аббатом на охоту. Скоро вернутся…
Сказав это, она ввела его
— Скучно вам одному в Богданце?
— Скучно, — отвечал Мацько. — Так ты уже знаешь, что Збышко уехал?
Ягенка тихо вздохнула:
— Знаю. Я узнала в тот самый день и думала… что он заедет хоть ласковое слово сказать, но он не заехал…
— Да как же ему было заехать? — сказал Мацько. — Аббат его в куски разорвал бы, да и отец твой ему не был бы рад.
Но она покачала головой и ответила:
— Э, я бы никому не позволила его обидеть!
Хоть и жестоко было сердце Мацьки, все же слова эти его растрогали; он привлек девушку к себе и сказал:
— Бог с тобой, девочка! Тебе грустно, да ведь и мне грустно, потому что одно скажу тебе: ни аббат, ни отец родной не любят тебя больше, чем я. Лучше мне было зачахнуть от той раны, от которой ты меня излечила, только бы он женился на тебе, а не на другой.
А на Ягенку нашла такая минута тоски и горя, когда человек не может ничего утаить, и она сказала:
— Больше я уж никогда его не увижу, а если увижу, то с дочерью Юранда; но лучше бы мне раньше того глаза выплакать.
И подняв концы фартука, она закрыла ими глаза, наполненные слезами. Мацько сказал:
— Перестань. Поехать-то он поехал, но, бог даст, с дочерью Юранда не вернется!
— Что ему не вернуться? — откликнулась из-под фартука Ягуся.
— Да ведь Юранд не хочет отдавать дочь за него!
Тут Ягенка сразу открыла лицо и, обернувшись к Мацьке, быстро спросила:
— Он говорил мне, да правда ли это?
— Как Бог свят, правда!
— А почему?
— Кто его знает? Обет, что ли, какой, а против обета ничего не поделаешь. Понравился ему Збышко тем, что обещал помогать мстить, да и это не помогло. Ни к чему оказалось и сватовство княгини Анны. Юранд не хотел слушать ни просьб, ни уговоров, ни приказаний. Отвечал, что не может. Ну и видно, что есть такая причина, по которой он не может, а человек он крепкий: что сказал, от того не отступится. Ты, девушка, не падай духом и подбодрись. По совести должен был парень ехать, потому что добыть эти павлиньи перья он поклялся в костеле. А девушка ему покрывало на голову набросила в знак того, что хочет за него замуж идти, и благодаря этому не отрубили ему голову; за это он перед ней в долгу, нечего и говорить. Она, даст бог, принадлежать ему не будет, но он по закону принадлежит ей. Зых на него сердит, аббат небось проклинает его на чем свет стоит, я тоже сердит, а ежели хорошенько подумать, так что ему было делать? Коли он перед ней в долгу, так надо было ему ехать. Ведь он же шляхтич! Но я тебе одно скажу: если немцы его не поколотят где-нибудь как следует, так он с чем поехал, с тем и вернется, — и вернется не только ко мне, старику, не только в Богданец, но и к тебе, потому что он страшно к тебе привязался.
— Где там он ко мне привязался! — сказала Ягенка.
Но в то же время она подвинулась к Мацьке и, толкнув его локтем, спросила:
— А почем вы знаете? А? Неправда небось?…
— Откуда я знаю? — сказал Мацько. — Потому что видел, как ему тяжело было уезжать. А еще было так, что как решено было, что надо ему ехать, я его и спрашиваю: "А не жалко тебе Ягенки?" А он отвечает: "Дай ей Бог здоровья и всего самого лучшего". И так стал вздыхать, точно у него кузнечный мех в груди!..