Меченосцы
Шрифт:
Дануся, услышав это, тотчас же бросилась к ногам княгини и, обхватив их руками, спрятала свое личико в складках ее тяжелого платья, а княгиня посмотрела на Збышку полными жалости, но все же и удивленными глазами.
— В чем же я могу над вами смилостивиться? — спросила она. — Если я не пущу ребенка к больному отцу, то навлеку на себя гнев Божий.
Збышко, поднявшийся было на постели, снова упал на подушки и несколько времени не отвечал ничего, потому что у него перехватило дыхание. Но понемногу он стал приближать лежащие на груди руки одну к другой и, наконец, сложил их молитвенно.
— Отдохни, —
— Пусти колени, но не вставай и проси вместе со мной, — проговорил Збышко.
Потом слабым, прерывающимся голосом продолжал:
— Юранд был против меня в Кракове, будет против и здесь. Но если бы ксендз Вышонок повенчал меня с Данусей, то пусть потом она едет в Спыхов: тогда уже никакая человеческая власть не отнимет ее у меня.
Слова эти были для княгини Анны так неожиданны, что она даже вскочила со скамьи, потом снова села и, как бы не понимая, как следует, в чем дело, сказала:
— Господи боже мой… ксендз Вышонок?…
— Милосердная госпожа… милосердная госпожа… — просил Збышко.
— Милосердная госпожа! — повторяла за ним Дануся, снова обнимая колени княгини.
— Да как же это можно без разрешения отца?
— Закон Божий сильнее, — отвечал Збышко.
— Побойся же ты Бога!
— Кто отец, если не князь?… Кто мать, если не вы, милосердная госпожа?… А Дануся воскликнула:
— Милосердная матушка!
— Правда, я ей была и есть все равно, что мать, — сказала княгиня, — и из моих же рук сам Юранд получил жену. Правда. И если бы повенчать вас, то все дело кончено. Может быть, Юранд и посердился бы, но ведь он тоже обязан повиноваться князю как своему господину. Кроме того, можно бы ему сначала не говорить, и только если он захочет выдать девочку за другого или постричь в монахини… А если он дал какую-нибудь клятву, то и вины с его стороны не будет. Против воли Божьей никто ничего не сделает… Господи! Может быть, в том и есть воля Божья?
— Иначе и быть не может, — вскричал Збышко. Но княгиня, еще охваченная волнением, сказала:
— Погодите, дайте мне опомниться. Если бы князь был здесь, я бы прямо пошла к нему и спросила: отдать Данусю или не отдавать?… Но без него я боюсь… У меня даже дух захватило, а тут и времени нет подумать, потому что девочке надо завтра ехать… Ох, Господи Иисусе Христе! Ехала бы она замужняя — все было бы хорошо. Только я не могу опомниться — страшно мне чего-то… А тебе не страшно, Дануся? Ответь же.
— Без этого я умру, — перебил ее Збышко.
А Дануся встала от колен княгини, и так как добрая госпожа не только приблизила ее к себе, но и ласкала, то она обняла ее за шею и стала целовать изо всех сил.
Но княгиня сказала:
— Без отца Вышонка я вам ничего не скажу. Беги же скорее за ним.
Дануся побежала за отцом Вышонком, а Збышко повернул свое бледное лицо к княгине и сказал:
— Что предназначил мне Господь Бог, то и будет, но за это утешение, милосердная госпожа, да наградит вас Господь.
— Подожди благодарить меня, — отвечала княгиня, — потому что еще неизвестно, что будет. И кроме того, ты должен мне поклясться своей честью, что, если свадьба состоится, ты не запретишь девочке сейчас же ехать к отцу, чтобы тебе и ей, упаси боже, не навлечь на себя
— Клянусь честью, — сказал Збышко.
— Так помни же. А Юранду девочка пусть сначала ничего не говорит. Лучше сразу не поражать его новостью. Мы пошлем за ним из Цеханова, чтобы он приехал с Данусей, и тогда я сама скажу ему, или же попрошу князя. Как увидит он, что ничего не поделаешь, так и согласится. Ведь ты не был ему противен?
— Нет, — сказал Збышко, — я не был ему противен, так что в душе он, пожалуй, даже рад будет, что Дануся за меня вышла. А если он клялся, то в том, что он не сдержал клятвы, его вины не будет.
Приход ксендза Вышонка и Дануси прервал дальнейший разговор. Княгиня сейчас же призвала ксендза на совещание и с увлечением стала рассказывать ему о намерениях Збышки, но он, едва услыхав, о чем идет речь, перекрестился от изумления и сказал:
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Как же я могу это сделать? Ведь теперь пост.
— Боже мой! Правда! — вскричала княгиня.
И настало молчание, только расстроенные лица показывали, каким ударом были для всех слова ксендза Вышонка. Но он сказал, помолчав:
— Если бы было разрешение, я бы не противился, потому что мне вас жаль. О разрешении Юранда я не обязательно стал бы спрашивать, потому что раз милосердная госпожа позволяет и ручается за согласие князя, повелителя нашего, так ведь они же отец и мать всей Мазовии. Но без разрешения епископа — не могу. Эх, если бы был с нами епископ Якуб из Курдванова! Может быть, он не отказал бы дать разрешение, хоть это суровый ксендз, не такой, каков был его предшественник, епископ Мамфиолус, который на все говаривал: "Bene! Bene! [29] "
29
Ладно! Ладно! (лат.).
— Епископ Якуб из Курдванова очень любит и меня, и князя, — заметила княгиня.
— Потому-то я и говорю, что он не отказал бы в разрешении; на то есть причины… Девочка должна ехать, а этот юноша хворает и может умереть… Гм… In articulo mortis… [30] Но без разрешения никак нельзя…
— Я бы потом упросила епископа Якуба о разрешении, и хоть он будь бог весть какой строгий — он не откажет мне в этой милости… Ах, я ручаюсь, что не откажет…
На это ксендз Вышонок, который был человек добрый и мягкий, сказал:
30
В случае смерти (лат.).
— Слово помазанницы Божьей — великое слово… Боюсь я епископа, но это великое слово… Кроме того, юноша мог бы дать обет пожертвовать что-нибудь в плоцкий кафедральный собор… Не знаю… Во всяком случае — пока не придет разрешение, это останется грехом, и не чьим-нибудь, а моим… Гм… Правда, Господь Бог милосерд, и если кто согрешит не для своей корысти, а из сострадания к чужому горю, то Он прощает тем легче… Но грех будет… А если вдруг епископ заупрямится — кто мне тогда даст отпущение грехов?