Меченый
Шрифт:
Бог-Отступник смотрел на меня – и клинок воткнулся в глазницу самого опасного хищника Караджийских лесов за мгновение до того, как тот атаковал!
Увидев рукоять моего ножа, торчащую из глазницы акрида, баронесса д’Атерн застыла. А через несколько долгих мгновений сгорбилась и… горько заплакала!
«Может, она хотела уйти [52] ? – ошалело подумал я. Потом качнулся с носков на пятки и обратно и мысленно фыркнул: – Да нет, не может
52
Уйти – здесь: покончить жизнь самоубийством.
Услышав хруст, раздавшийся из-под моего сапога, Мэйнария д’Атерн вцепилась в висящий на поясе кинжал и испуганно уставилась в мою сторону.
«Я – в тени. И она меня не видит…» – сообразил я и, стараясь не делать резких движений, вышел на свет.
Баронесса побледнела, как полотно. Так, как будто увидела не человека, а Темную половину Двуликого. Потом ее взгляд остекленел, и я вдруг понял, что благодарности не дождусь…
Вопреки обыкновению, появление на посохе новой зарубки меня нисколько не успокоило – прикасаясь к ней большим пальцем, я снова и снова вспоминал взгляд сестрички и… бесился оттого, что ее лицо, подернутое пеленой времени, походило на лицо баронессы д’Атерн как две капли воды!
Настроение становилось все хуже и хуже, и в какой-то момент я вдруг понял, что вот-вот сорвусь. И вымещу зло на ни в чем не повинных жонглерах. Пришлось встать, собрать вещи и отправиться спать на сеновал.
Добрался. Лег. И даже закрыл глаза. А потом понял, что не засну и тут – взгляд леди Мэйнарии рвал мне душу и заставлял раз за разом окунаться в прошлое. Туда, где не было ни баронессы, ни акридов, ни Пути…
Отвлечься от горьких воспоминаний удалось с большим трудом. И только тогда, когда я начал вслушиваться в звуки шагов, изредка доносящиеся со стороны боевого хода [53] крепостной стены, и начал анализировать особенности несения караульной службы вассалами барона Корделла.
53
Боевой ход – в средневековой фортификации защищенная дорожка позади стены или башни с бойницами.
Сначала я считал удары сердца, требующиеся часовому, чтобы пройти от конюшни до юго-восточной или юго-западной башни, и пытался понять, останавливается он в крайних точках своего маршрута или нет. Потом вслушался в остальные звуки, изредка доносящиеся до сеновала, и нарисовал себе полную картину происходящего.
Барон Корделл – или тот, кто командовал гарнизоном замка – выдрессировал своих воинов на славу: часовые, заступающие в караул, не останавливались ни на секунду. И звук их шагов доносился до меня через строго определенные промежутки времени – через сто – сто двадцать ударов сердца. Приблизительно раз в час к ним добавлялось еле слышное поскрипывание сапог проверяющего, а раз в два – уверенная поступь начальника караула и часовых из свежей смены.
Первый возникал на стене совершенно бесшумно. Умудряясь не наступить ни на одну из скрипящих ступеней лестницы, ведущей
– Стой! Кто идет?
И ответ начальника караула.
В час волка [54] лестница заскрипела не вовремя: всего через десять минут после смены часовых. И не так, как обычно – человек, поднимавшийся на боевой ход, пытался делать это бесшумно. Но, в отличие от проверяющего, не знал, какая из ступенек скрипит. Потом наступила тишина, а через три с лишним десятка ударов сердца в шелест дождя вплелся новый звук – приглушенный хрип.
54
Час волка – с двух до трех часов ночи.
Я вцепился в посох, выждал двести ударов сердца и, так и не дождавшись звука шагов часового, торопливо натянул на себя сапоги. А потом превратился в слух: со стены донесся еле слышный шепот:
– …вратной башне?
– Еще нет…
– Ну, и чего ты ждешь?
Дожидаться ответа того, кто только что убил часового, я не стал – перекатился к краю повети, взялся рукой за подходящую стреху и бесшумно спустился вниз.
Дверь конюшни скрипела не хуже ступенек лестницы. Поэтому я подставил ногу под створку, сдвинул ее вверх и осторожно снял с петель. Потом прислонил к ближайшей стене, осторожно выглянул во двор, увидел двери казармы и… на миг провалился в прошлое.
– Ты бился, как воин… – буркнул Круча.
Я напрягся: в его голосе звучало что угодно, только не похвала.
– Ты дал нам достаточно времени, чтобы уйти. Только такое геройство сродни глупости. Ибо если бы в караулке было не три человека, а десять, то ты лег бы через пяток ударов сердца. А вслед за тобой они порубили бы и остальных.
Я пожал плечами и, по своему обыкновению, промолчал.
Роланд набычился. Потом криво усмехнулся и постучал себя по лбу согнутым указательным пальцем:
– Хороший воин – это не тот, кто правильно машет мечом, а тот, который делает это ВОВРЕМЯ! Учись думать, Кром. Или ищи себе другого учителя.
Последнее предложение заставило меня скрипнуть зубами: искать другого учителя я не собирался. Поэтому я набрал в грудь воздуха и заставил себя вымолвить целых пять слов:
– Что… я… сделал… не так?
– Все! Для того чтобы помешать солдатам выйти, тебе надо было просто подпереть дверь караулки каким-нибудь дрыном. И встать у единственного окна.
Дверь казармы оказалась подперта парой оглобель. А в бойницы вставлены косы! Лезвиями внутрь. Представив себе, чем закончится попытка солдат выглянуть наружу, я почувствовал, что где-то в глубине моей души начинает пробуждаться гнев.
В этот момент лестница, ведущая на боевой ход, заскрипела снова. И опять не так, как обычно – судя по звукам, по ней спускались. Несколько человек. Очень быстро.