Меченый
Шрифт:
– В таком виде меня не пустят даже на порог!
– Купим. Платье. В Меллоре… – пообещал я. Потом встал, подобрал посох, закрепил его на спине и принялся складывать в котомку остатки еды…
В начале пути баронесса казалась мне легкой, как пушинка. Однако с каждым часом становилась все тяжелее и тяжелее и к полудню начала обрывать мне руки. Поэтому когда я выбрался на меллорский тракт и на мои сапоги начала налипать глина, мне срочно захотелось до ветру. А еще попить и перекусить – в общем, заняться чем угодно, лишь бы хоть на мгновение опустить на землю этот неподъемный груз.
Как назло, подходящее место все не находилось – обочина
Вернулся. Опустил баронессу на трухлявый пень, выпрямил спину, расслабил руки и мысленно попросил Двуликого послать мне телегу, ослика или какое-нибудь еще попутное средство передвижения.
Бог-Отступник смотрел на меня. Видимо, очень внимательно, так как минут через двадцать пять, когда я справил все естественные потребности, поел, попил и даже слегка отсидел себе седалище, со стороны замка Атерн раздался перестук копыт.
Я на всякий случай несколько раз сжал и разжал кулаки, удостоверился, что руки меня слушаются, затем встал и снял со спины посох.
Оглядев троицу всадников, показавшихся из-за поворота, баронесса удивленно вытаращила глаза:
– Ой, Уголек!
Потом нахмурила брови и мигом оказалась на ногах:
– Это – конь Волода! По какому, интересно, праву они его…
Конца фразы я не дождался, так как она неловко наступила на больную ногу, зашипела и… неожиданно повернулась ко мне:
– Пожалуй, вести меня к графу Рендаллу не обязательно: обо мне может позаботиться брат Димитрий, духовник моего отца. Во-о-он тот монах, который восседает на коне моего брата!
Я мысленно поблагодарил Двуликого за заботу, нащупал место под новую зарубку и вслед за ковыляющей баронессой вышел на опушку.
Увидев нас, всадники осадили лошадей и переглянулись. Я сразу же напрягся – всадник на угольно-черном жеребце зачем-то полез в рукав сутаны, а его спутники одинаковоповернули коней боком и одинаковоотвели десницы к переметным сумам!
– Брат Димитрий, это я, Мэйнария! – воскликнула баронесса, и… я, увидев начало его движения, вбил ее лицом в грязь.
Болт, предназначенный для нее, свистнул над моим правым плечом. Тот, который летел в меня, пронесся в полутора локтях левее. А метательный клинок, брошенный братом во Свете, чуть не оцарапал шею!
«Ничего себе «не убий!» – возмущенно подумал я и, перебросив посох в левую руку, потянулся за своими ножами.
Слуга Бога-Отца оказался воином! Причем далеко не самым худшим: первый брошенный мною нож воткнулся в кулачный щит, сорванный им с седла! Второй пролетел над плечом, а третий… третий я догадался метнуть в его коня!
Несчастное животное тут же встало на дыбы, потом стало клониться на бок, и я, наконец, достал его хозяина. Всадив нож чуть выше среза голенища.
Грязное ругательство, сорвавшееся с уст орденца, на мгновение ввергло меня в состояние ступора – падая с коня, брат во Свете поминал Двуликого! Причем такими словами, как будто всю жизнь проработал вышибалой в таверне Серых или в Цветнике [70] самого низкого пошиба!
70
Цветник –
Потом до меня добежали его спутники, и мне стало не до раздумий.
Первая же атака в два мечачуть не отправила меня в Небытие: правый противник, поднырнув под удар концом посоха, атаковал меня в колено, а левый – в лицо!
Я вскинул правую ногу вверх, а клинок, летящий в переносицу, сбил в сторону серединой посоха и предплечьем. Вернее, серединой посоха и стальным прутом, вшитым в наруч. И тут же ударил «левого» навершием в висок.
Воин оказался быстрее, чем я думал. И почти увернулся – конец посоха чиркнул его под ухом и слегка зацепил край нижней челюсти. Впрочем, даже такого «легкого» касания хватило за глаза: воин пошатнулся, выронил меч и начал оседать на землю… А я не смог его добить, так как был вынужден блокировать шквал атак его товарища!
Удар в живот, в горло, во внутреннюю поверхность бедра, подсечка, разрыв дистанции, бросок метательного клинка, попытка войти в ближний бой… – воин вкладывался в каждое движение так, как будто оно было последним. И старательно поворачивал меня боком к своим спутникам. Вернее, к монаху, который успел выдернуть из ноги мой нож и, накрутив на ладони рукава сутаны и морщась от боли в пальцах, пытался взвести арбалет без поясного крюка [71] .
Потеря концентрации вышла мечнику боком: заблокировав очередную атаку, я изобразил, что тянусь к перевязи, ушел в сторону от глубокого выпада… и опустил посох ему на темя. Коротким, но очень акцентированным движением. Потом рванул древко на себя и тут же ударил снова. В переносицу. А потом присел, пропуская болт над собой.
71
При натягивании арбалета ставили ногу в стремя, цепляли тетиву поясным крюком, а потом выпрямлялись.
Монах выдал очередную порцию крайне нелестных эпитетов в адрес Бога-Отступника, его слуг и одного «на редкость гнусного» Бездушного, потом вбил арбалет в землю, вставил ногу в стремя [72] и взялся за тетиву голыми руками!
Я хладнокровно дождался, пока он начнет выпрямляться, и бросил метательный нож. Потом скользнул к тому воину, которого оглушил в начале схватки, перебил ему позвоночник и… провел большим пальцем по Пути: на нем вот-вот должна была добавиться третья зарубка! За какие-то сутки!!!
72
Стремя – деталь арбалета. Служит для упора ноги во время натягивания.
Увидев улыбку на моем лице, леди Мэйнария посмотрела на меня, как на ожившую Темную половину Двуликого. И поползла к лесу. Задом! Загребая грязь босыми ногами!
Я нахмурил брови: повязка, которую я наложил на ее рану утром, куда-то исчезла. И… мысленно усмехнулся – увидев движение бровей, баронесса застыла! В том положении, в котором находилась!
Поняв, что убегать она не собирается, я закрепил посох за спиной и занялся делом: собрал ножи, переложил содержимое кошелей брата во Свете и его спутников в свой, отловил кобылок и от души покопался в содержимом седельных сумок.