Меченый
Шрифт:
– Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
– Зачем?!
– Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
– Я не хочу!!!
Крик бьется о нависающие надо мной еловые лапы и глохнет. А по ушам продолжает бить теньканье все не унимающейся птицы:
– Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
– Заткнись!!! – изо всех сил
– О-го! О-го! О-го! – смеется надо мной присоединившаяся к лиственнику наперстянка…
Нет! Она не смеется, а спрашивает:
– Кого?
Закусываю губу, ощущаю вкус крови и выдыхаю:
– Графа Ареника Тьюварра…
Потом вслушиваюсь в наступившую тишину и добавляю:
– Слово!!!
Открываю глаза, снова смотрю на леди Мэйнарию и… натыкаюсь на ее мертвый взгляд:
– Кром?
– Да, ваша милость?
– Что мне делать?
Провожу пальцами по оставшейся части Пути и с содроганием понимаю, о чем говорилось в восьмой главе Дороги к Посмертию [141] :
– Смерть многолика. Она может приходить к людям явно – на острие клинка, с наконечником арбалетного болта, в реве урагана, и тайно – в капле яда, растворенного в вине, с дуновением жаркого полуденного ветра, иссушающего губы и обжигающего кожу, и даже с одиночеством, медленно ввергающим человека в бездну сумасшествия. Заступить путь той Смерти, которая приходит тайно, намного сложнее, поэтому каждый такой Шаг [142] втрое ценнее обычного.
141
Дорога к Посмертию – Священная книга ордена Двуликого.
142
Шаг – так адепты Двуликого называют зарубку.
«Я не хочу!!! – мысленно кричу я. – Это не Шаг, это остановка!!!»
Увы, ответ на этот крик души я знаю ничуть не хуже, чем то, что говорится в остальных главах Дороги:
– Путь дается только один раз. Сойти с него легко – достаточно не сделать один-единственный Шаг. А вот вернуться обратно – невозможно.
Мысленно проклинаю Двуликого, пославшего мне ТАКОЕ испытание, решительно оставляю в сторону Посох, собираюсь с духом… и начинаю:
– Ваша жизнь – мо…
– Понимаешь, я могу уехать в Саммери, к деду… – не услышав начала клятвы, перебивает она меня. – Но тогда уже никто и никогда не восстановит доброе имя нашего рода.
«Слава Двуликому!!!» – мысленно восклицаю я, сообразив, что Бог-Оступник просто
Видимо, в моем взгляде или выражении лица тоже что-то меняется, так как леди Мэйнария краснеет и виновато опускает взгляд:
– Да, я тебе солгала: моя мама – урожденная Саммери.
Потом еще понижает голос и добавляет:
– Я думала, что ты хочешь использовать меня, как ключ… Прости…
– А теперь думаете иначе? – спрашиваю я.
Баронесса поднимает взгляд:
– Да. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда.
Киваю. Потом замечаю в ее глазах ожидание и пожимаю плечами:
– Я не в обиде…
Леди Мэйнария благодарно улыбается и снова мрачнеет:
– Итак, если я уеду к деду, то о добром имени отца можно будет забыть.
– А что вы можете сделать? – спрашиваю я.
– Могу пойти к его величеству и попытаться его восстановить. Тем более что по закону после гибели всех мужчин в семье верховный сюзерен обязан стать моим опекуном.
Вспоминаю Роланда Кручу. Вернее, слова, сказанные им после того, как он первый раз увидел взгляд, которым я провожал белых.
– Ты ненавидишь дворян? Почему? Большинство из них – люди чести, которые живут в клетке из писанных и неписанных правил и дорожат своим добрым именем больше, чем жизнью. Да, конечно же, среди них бывают и исключения. Но таких исключений очень немного.
Ее милость из той, большей части. И вместо того чтобы горевать о гибели старшего брата, пытается понять, сможет ли она вернуть роду доброе имя!
Говорить ей о том, что обелить поступок ее брата нереально, бессмысленно – во-первых, это сделает ей больно, а во-вторых, я почти уверен, что она понимает это и без меня.
Поэтому я развожу руками, пытаюсь поставить себя на ее место и говорю:
– Попробовать – можно…
Баронесса кивает:
– Вот и я так думаю.
Потом переводит взгляд на мой посох и вздыхает:
– Тебе осталось совсем немного… А я тебе мешаю… Иди…
Она думает обо мне и о моем Пути! С ума сойти!
Решив, что мое молчание – это следствие неуверенности в ее будущем, она показывает взглядом на окно:
– Это Аверон. Тут уже спокойно. Не волнуйся – меня никто не обидит.
Вздрагиваю: ее «меня никто не обидит» звучит точь-в-точь так же, как Ларкино!
– Ну, что ты за мной увязался? Меня никто не обидит!
– Ну, мало ли?
– Я ж не куда-нибудь, а в Тьюварр!
– Там за тобой присмотреть некому… – угрюмо бурчу я и ускоряю шаг.
Ларка закусывает губу:
– В замок тебя не впустят. А если ты опять прошмыгнешь мимо стражников, то меня накажут…
Вспоминать, как я развернулся и ушел, невыносимо: именно в тот день Ларка в первый раз пришла домой заплаканная и с синяками…