Мечи Дня и Ночи
Шрифт:
— Тем не менее ты собираешься обречь ее душу на ужасы Пустоты.
— Всех нас ожидают ужасы Пустоты. Но убить ее я не мог бы, как не мог бы покончить с собой. Я пытаюсь уничтожить не ее, а Вечную — и ту магию, которая ввергла мир в пучину зла и бедствий.
— Та же магия привела в мир и нас с тобой, — напомнила Аскари.
Придержав коня, он посмотрел на нее, и в лунном свете она показалась ему такой красивой, что он на миг утратил дар речи, а время будто остановилось.
— Что с тобой? — тихо спросила
— Надо ехать. — Он оторвал от нее взгляд и пустил коня рысью.
Предоставив гнедому бежать, как ему вздумается, он пытался разобраться в своих мыслях. Топот копыт и ветер в лицо помогали ему сосредоточиться. Впереди показался кратер. Остановив коня на его краю, Скилганнон снова посмотрел в Меч Ночи и снова увидел храмовую гору с золотым щитом на вершине. Более того: чуть левее на земле светились голубые огни, отмечая дорогу к храму. Он направил коня вокруг кратера туда, где начиналась тропа. Там он спешился и показал Аскари то, что отражалось в мече.
— Откуда нам знать, можно здесь пройти или нет? — сказала она.
— Монахам ведь тоже надо как-то ходить через кратер, чтобы носить в храм еду. Впрочем, давай испытаем.
Он снял с шеи золотой медальон и, не сводя глаз с отражения, бросил его между двумя огнями. С медальоном ничего не случилось. Скилганнон, затаив дыхание, ступил в кратер и поднял его.
— Я намерен пройти по этой тропе, — сказал он Аскари. — А ты лучше жди меня здесь.
— Я не затем сюда ехала, что подержать твоего коня. Я иду с тобой.
— Так я и думал. — Скилганнон улыбнулся и вдруг заметил, что она не взяла с собой лук. Вместо него у нее на перевязи через плечо висела кавалерийская сабля. — Впервые вижу тебя без любимого оружия.
— Лук я оставила Легендарным. У них стрелы кончаются. Скилганнон вынул оба меча Один он держал над головой, другой перед глазами. Направив верхний так, чтобы тропа отражалась в нижнем, он двинулся к потаенному храму.
— Как только люди могут драться, нося это на себе? — жаловался Ставут. Гильден через голову надел на него кольчугу. Рукава доходили Ставуту до локтя, подол висел ниже колен. На поясе спереди и сзади были разрезы для удобства верховой езды, но Ставут, придавленный тяжестью, ни на что больше не обращал внимания. — Я точно Шакула взвалил себе на спину!
— Погоди, то ли дальше будет. — Гильден надел на него латный ворот с подкладкой из мягкой кожи, воняющий протухшим гусиным жиром. Затем настал черед шлема. Примерив его в первый раз, Ставут громко расхохотался — шлем был ему велик и комично ерзал на голове. Теперь, в сочетании с воротом, он сидел как влитой. Гильден связал вместе бронзовые щитки и спросил:
— Ну как?
— Ась? Ничего не слышу.
Гильден повторил свой вопрос.
— Как-как!
— Если упадешь, о том, чтобы подняться, уже беспокоиться не придется, — заверил Гильден. — Пройдись-ка. К тяжести ты привыкнешь со временем.
Ставут, чувствуя себя глупее некуда, затопал к пруду. Там собрались почти все солдаты. Многие поглядывали на Харада, который стоял в стороне, уперев топор в землю и скрестив огромные руки на рукояти. Ставут нашел себе место и осторожно сел, заскрипев кольчугой.
— Думаешь, это правда? — тихо спросил кто-то рядом.
— Я слышал от Алагира, а ему сказал Скилганнон.
— Боги, так перед нами Легенда?
— Да. Видел его сегодня? Не знаю, как гвардейцы, а на меня он ужас навел.
Ставут понятия не имел, о чем они говорят. Смертельно усталый, он улегся на землю. Из-за кольчуги ему показалось, что он лежит на ежевичных колючках, и он со стоном вернулся в сидячее положение. Потом посмотрел вокруг и увидел, что он один здесь сидит в доспехах. Снова обозвав себя дураком, он развязал шлем, снял его, выпутался из кольчуги и почувствовал несказанное облегчение.
Рядом с ним присел Гильден.
— Что у вас нынче стряслось на том перевале?
— Я же тебе рассказывал. Вражеские джики напали на нас, и мы их побили.
— Нет, с Харадом.
— Я понимаю, о чем ты. Он стал говорить по-старинному, в точности как Скилганнон. Как будто подражает ему. Его ударили по голове, а когда он очнулся, то стал... стал...
— Кем-то другим, — подсказал Гильден.
— Вот-вот. Назвал меня пареньком. И глаза... Я никогда раньше не замечал, какой страшный у него взгляд.
— Видел, как он дрался здесь?
— Еще бы! Совсем по-другому. Там, на перевале, он рубил мощно, но неуклюже и брал одной только силой. Здесь он был неотвратим, как сама смерть. Смотреть страшно.
Гильден покосился на воина, о котором они говорили.
— Скилганнон говорит, будто это уже не Харад. Говорит, в него вселился дух Друсса-Легенды.
— Не хотелось бы подрезать крылья красивой фантазии, но ведь его здорово треснули по башке. Может, он просто...
— Спятил?
— Ну, так далеко я бы не стал заходить. Скажем так: не в себе.
— Скилганнон сказал Алагиру, что Друсс уже вселялся однажды в это тело, чтобы предупредить его, Скилганнона, о будущей битве. Еще сказал, что Харад — Возрожденный, созданный из костей Друсса.
— Быть не может! Я читал где-то, что Друсс был высокий, с золотистыми волосами.
— Согласно нашим легендам, он был седобородый гигант, — вздохнул Гильден. — Хотя ко времени своей последней битвы он был уже стар.
Ставут поднялся, и Гильден спросил:
— Куда ты?
— Пойду поговорю с Харадом. Что толку шептаться? Пойду и спрошу его.