Мечи легиона
Шрифт:
— Наемные убийцы, которых подослал Авшар, плохо проделали свою работу. Он нашел не самых лучших головорезов. Вероятно, Авшар считал, что Кобин не стоит большого беспокойства.
— Я рад, что он просчитался.
— Я тоже, — заметил каган. — Мой сын — славный парень.
— Все это очень мило, но из болтовни не вырастет ячмень, — вмешался Гай Филипп, возвращая собеседников к основной теме разговора. — Так как насчет отступления?
Вулгхаш хмыкнул. Прямота ветерана пришлась ему по душе, и он ответил сразу же:
— Будь у меня выбор, я бы сразился
Скавр не мог сдержать тихий вздох облегчения.
— Император поклялся, что не станет досаждать тебе рейдами, если ты отступишь без боя.
— Очень мило с его стороны, — пробормотал Вулгхаш. Неожиданно он посмотрел на римлян так, будто видит их впервые и удивляется: это, мол, кто еще такие? — Вы добились своего? — неприветливо и отчужденно осведомился каган. — В таком случае убирайтесь.
По пути в имперский лагерь Гай Филипп мрачно сказал:
— Не знаю, как тебе, но мне осточертело слушать, как он говорит мне «убирайся». Пусть кто-нибудь еще попробует меня послать — быстро узнает, что такое бегать далеко и надолго.
— Тебе никогда не стать дипломатом, — сказал Марк.
— Чему я очень рад.
Тем же вечером, выслушав подробный доклад римлян о переговорах с Вулгхашем, Пикридий Гуделин не согласился с мнением трибуна.
— Вы добились определенных успехов. Думаю, вам есть, чем гордиться, -сказал он Марку. — Для новичков и дилетантов в дипломатии вы справились почти блестяще. Туризин, конечно, недоволен. Наш воинственный владыка лишился превосходной возможности устроить Вулгхашу бойню. Блистательный наследник Царя Царей недоволен тоже, ибо вынужден отступить и вернуться в Йезд. И в конце концов, что такое дипломатия… — Гуделин выдержал паузу, дабы завершить парадоксальный афоризм с большим эффектом: -…как не искусство оставлять всех неудовлетворенными?
Вулгхаш угрюмо отступил на запад. Гавр послал ему вслед отряд видессианских конников, желая убедиться в том, что йезды и в самом деле отступают. Император действовал так, как в свое время Шенута, когда аршаумы проходили по его территории.
Через несколько дней, когда наконец стало ясно, что каган не лукавит. Гай Филипп ошеломил Марка, попросив у него разрешения отлучиться ненадолго из легиона. Сколько Марк знал старшего центуриона, это была первая просьба такого рода.
— Ну конечно, о чем разговор, — тут же сказал ему Марк. — Ты не будешь возражать, если я спрошу у тебя о причине отлучки?
Ветеран, обычно такой прямолинейный, на этот раз выглядел растерянно. Он явно не собирался ничего выкладывать.
— Да я тут подумываю одолжить лошадку у хатришей и немного прогуляться. Посмотрю достопримечательности, так сказать.
— Достопримечательности? — Марк ошарашенно уставился на своего друга. Скавр не мог бы представить себе человека, менее подходящего для роли праздного и любопытного
— Ну… например, места, где мы уже побывали раньше, — уклончиво ответил старший центурион. Он переминался с ноги на ногу, как маленький мальчик, которому приспичило в туалет. — Я мог бы побывать, к примеру, в Аптосе…
— Да что ты потерял в этой дыре… — начал было Марк и тут же прикусил язык. Известное дело — что. А вдова Форкия? Если Гай Филипп в конце концов решился ухаживать за Нерсе Форкайной, это его личное дело.
Трибун сказал ему только одно:
— Береги себя. По дорогам еще бродит немало йездов.
— Беглецов я не боюсь, но по этим землям прошла армия Авшара — вот что меня беспокоит.
Ветеран выступил в путь через два часа, неловко сидя в седле одолженной у Пакимера лошади, однако стараясь выглядеть уверенно — как во всем, что он делал.
— Поехал за своей милой, а? — заметил Виридовикс, наблюдая за тем, как римлянин едет мимо могильщиков, занятых своим грустным делом.
— Да. Хотя я сомневаюсь, чтобы он признался в этом даже себе самому.
Вместо того чтобы посмеяться над центурионом, Виридовикс тяжело вздохнул:
— Надеюсь, он найдет ее живой и невредимой и привезет сюда. Даже такой старый чурбан заслужил немного счастья.
Горгид проговорил по-гречески, и Марк перевел его слова Виридовиксу:
— «Никого не зови счастливым прежде его смерти».
Грек добавил не без яда:
— То, что предмет чьего-то обожания находится рядом, еще не гарантирует счастья, смею тебя заверить.
Трибун и кельт сделали вид, что не расслышали. После битвы Ракио заехал в лагерь легионеров лишь на несколько минут — забрать свои пожитки, оружие и доспехи. Ирмидо ушел со своим новым другом-намдалени, не сказав Горгиду даже слова на прощание.
— А, нечего тут стоять с унылым видом и жалеть меня, — резко бросил Горпц. — Я ведь с самого начала знал, что он пустой человек. Впрочем, надо отдать ему должное, он другим и не прикидывался. «Верность — это для женщин…» Моя гордость не пострадала, чего не скажешь о сердце, но это-то я как раз переживу. Лучше уж так, чем терзаться долгой печалью по верной, невозвратно погибшей любви…
На несколько мгновений все трое погрузились в свои думы. Горгид вспоминал Квинта Глабрио, Виридовикс — свою Сейрем, а Марк думал о Хелвис.
Именно мысль о том, что он может потерять вторую любовь так же страшно, как потерял первую, сдержала первый порыв Марка — побежать к Туризину и потребовать, чтобы тот выполнил условие их сделки. Раны, полученные в битве, уже заживали. Но когда Скавр случайно коснулся другой раны — той, что нанесла ему Хелвис, — душа заныла так, словно все случилось только вчера. Марк понял, что смертельно боится пережить новую утрату.
И что теперь делать? Зарыться куда-нибудь поглубже в песок, под камень? Закрыться раковиной, как улитка? Так и просидеть, съежившись, из одного только опасения вымокнуть под новым дождем?