Мечи легиона
Шрифт:
Но ни один ирмидо так и не встал из-за стола.
Девушка-прислужница повертелась возле Горгида и снова ушла ни с чем. Недоумевая, Ракио поднял брови:
— Она тебе не понравилась? Может быть — более полную? Более худую? Может, найти помоложе? Ты — наш гость. Мы не хотим — нынче ночью ты один в холодной постели. — Озабоченность Ракио выглядела вполне искренней.
— Прими мою благодарность, — отозвался грек, — но сегодня я не хочу женщины.
Ракио насмешливо пожал плечами, как бы желая сказать: уж не сошел ли
Горгид опустил глаза, уставившись на свои руки. Он знал, чего хочет, но понятия не имел о том, как подступиться к делу. К тому же он боялся ошибиться и тем самым нанести хозяевам смертельное оскорбление. И вместе с тем порой он был уверен…
Горгид решил на время отложить трудный разговор. Служанка подала блюдо с засахаренными фруктами.
Но вот и с десертом покончено. Избегать щекотливой темы больше нельзя. Горгид почувствовал, как отчаянно колотится сердце. Похолодевшими губами он выговорил — как можно легче и непринужденнее:
— Прекрасный вечер. И так много красивых пар мужчин за столом…
Ракио уловил ударение на слове «пары». Он шевельнул бровями, будто желая предостеречь гостя от необдуманных слов:
— Чужеземцы считают нас грязными выродками за то, что у нас все не так, как у других людей… Как вы это называете? Шиворот-навыворот.
Ракио глядел на Горгида с подозрением. Много лет неприязнь, брезгливость, ужас отгораживали ирмидо от всех остальных племен и народов.
Вспомнив мудрое рассуждение Платона, Горгид постарался передать его как можно точнее:
— «Влюбленный, совершив нечто преступное или позорное, предпочтет быть уличенным кем угодно — пусть даже родным отцом, — но только не предметом своей страсти. Влюбленные никогда не покажут друг перед другом слабости или трусости. В бою они способны на чудеса храбрости. Армия любовников, какой бы она ни была малочисленной, может завоевать весь мир».
Вот и все. Слова произнесены. Грека охватило мрачное упорное отчаяние. Сейчас он поймет, что ошибся. Сейчас Ракио презрительно усмехнется и…
Но ирмидо изумленно раскрыл рот. После секунды ошеломленного молчания он что-то быстро проговорил на своем языке. Оба соседа Горгида — и тот, что в черном с серебром, и разноцветный — стали пожимать ему руки, хлопать по спине, предлагать лучшие куски мяса, поднимать кубки с вином в его честь.
Облегчение разлилось по душе Горгида, омывая его сладким дождем. Он разнял медвежьи объятия соседа и тут же подскочил от неожиданности, когда кто-то хлопнул его между лопаток.
С широкой ухмылкой за спиной Горгида стоял Виридовикс.
— Похоже, к тебе они отнеслись более дружески, чем ко мне, хотя ты не слишком-то оценил их вина. Мне кажется, ты почти не пил.
Горгид кивнул на девушку. Та держала кельта за руку и явно была недовольна задержкой.
— Каждому свое, Виридовикс.
— Ты прав! Например, эта голубка — мне. Не так ли, моя милая пташка?
Она
Виридовикс отвел ее подальше от столов, отыскав уютное местечко на полянке с шелковистой травой. Разложив плащ, Виридовикс похлопал по нему ладонью. Мягкая трава и запах цветов превращали это ложе в изысканную постель.
Девушку звали Фамар. Судя по всему, ей не терпелось заняться любовью. Они торопливо сорвали друг с друга одежду. Виридовикс с удовольствием ощущал под ладонями теплую, мягкую кожу Фамар. Когда кельт уложил ее на плащ и приподнялся над ней, девушка вдруг покачала головой, словно не соглашаясь. Некоторое время она пыталась что-то втолковать ему, и наконец Виридовикс сдался.
— Давай сделаем так, как ты хочешь, — пробормотал он. — В конце концов, я никогда не отказываюсь попробовать что-нибудь новенькое.
Девушка повернулась, прижавшись к нему спиной, словно желая сесть к нему на колени. Капелька пота стекла по ее бедру.
— Довольно необычная позиция… — начал было кельт. И вдруг его осенило.
Внезапно все, что он видел до этого в земле ирмидо, стало ему более чем понятным. Будто сложились в единую картину разрозненные кусочки мозаики. Виридовикс громко захохотал. Фамар обернулась. В ее взгляде смешались удивление и недовольство.
— Я не над тобой, девочка. — Кельт нежно погладил ее по колену, все еще усмехаясь. — Теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь такой способ. А Горгид, этот бедный дурень!.. Бедный! Несчастный кот, упавший в котел со сметаной. — Он рассуждал, словно Фамар могла его понять, но вскоре разговоры показались ему лишними. — Ладно. Так на чем мы с тобой остановились?..
В это время Горгид рассказывал ирмидо о том, как очутился в Империи, и об обычаях его — теперь навеки потерянной — родины. Ирмидо забросали грека вопросами. Разумеется, самое жгучее любопытство вызывала у них одна тема. На протяжении многих веков соседние племена презирали ирмидо за их нетрадиционное сексуальное предпочтение. Тем удивительнее показалось им то обстоятельство, что нечто подобное имеется и в других странах и мирах.
Грек рассказал им об объединявшихся в пары воинах Спарты, о свободных обычаях Афин, о Священной Дружине Фив. Сто пятьдесят пар любовников погибли до единого человека, защищая родные Фивы от Филиппа Македонского.
Этот трагический эпизод потряс многочисленных слушателей грека. У многих на глазах выступили слезы.
— А когда закончилась битва? — спросил Ракио (он переводил рассказ Горгида для остальных). — Что, этот царь надругался над телами павших?
— Нет, — ответил Горгид. — Ни один из них не был убит ударом в спину, все триста человек встретили смерть лицом к лицу. И когда Филипп увидел это, он сказал: «Позор тем, кто скажет хотя бы одно дурное слово о столь отважных воинах».