Мечи против колдовства. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 1

Лейбер Фриц Ройтер

Если весь облик здоровяка напоминал о девственной природе, то вид его менее рослого спутника, а он был значительно ниже, наводил на мысль о городе. Его смуглое лицо невольно напоминало лицо шута: пронзительные черные глаза, вздернутый нос, пальцы фокусника, у рта – иронические складки. Ладная жилистая фигура свидетельствовала о том, что ее обладатель весьма опытен в уличных потасовках и кабацких драках. Он был с головы до ног одет в мягкий редкотканый серый шелк. Тонкий меч, покоившийся в ножнах из мышиных шкурок, на конце чуть-чуть загибался. У пояса висела праща и мешочек со снарядами для нее.

Несмотря на

столь многочисленные различия, было очевидно, что всадники – добрые друзья, что их объединяют узы тонкого взаимопонимания, сплетенные из грусти, чувства юмора и многих других нитей. Коротышка ехал верхом на серой в яблоках кобыле, верзила – на гнедом мерине.

Они приближались к месту, где подъем узкой дороги заканчивался и она, после небольшого поворота, сбегала в следующую долину. С обеих сторон дорогу обступали стены зеленой листвы. Жара была довольно сильной, но не чрезмерной. Она наводила на мысль о дремлющих на укромных полянах сатирах и кентаврах.

Внезапно серая кобыла, которая шла чуть впереди, заржала. Натянув поводья, коротышка быстро и встревоженно оглядел лес по обе стороны дороги. Послышался тихий скрип, словно дерево терлось о дерево.

Не сговариваясь, всадники пригнулись и, мгновенно съехав с седел набок, вцепились в подпруги. И тут же, словно прелюдия к какому-то лесному концерту, мелодично зазвенели спущенные тетивы, и несколько стрел сердито прожужжали там, где секунду назад были тела всадников. А еще через секунду кобыла и мерин, обогнув поворот, уже неслись как ветер, вздымая копытами клубы пыли.

Позади послышались возбужденные возгласы: началась погоня. В засаде оказалось человек семь-восемь приземистых, крепко сбитых головорезов, одетых в кольчуги и железные шишаки. Не успели кобыла и мерин оторваться от них на полет камня, как те уже неслись следом; возглавлял их человек на вороной лошади, за ним летел чернобородый всадник.

Однако преследуемые не теряли времени зря. Привстав в стременах, великан выхватил из сумки тисовый лук. Уперев его в стремя левой рукой, правой он накинул петлю тетивы на место. Затем его левая рука сжала лук посередине, а правая потянулась за спину, к колчану. Продолжая управлять лошадью с помощью коленей, он привстал еще выше, обернулся и выпустил назад стрелу с оперением из орлиных перьев. Тем временем его приятель вложил в пращу небольшой свинцовый шарик, раскрутил ее над головой, так что она пронзительно зажужжала, и выпустил снаряд.

Стрела и шарик поразили свои цели одновременно. Стрела пронзила плечо первого из всадников, а шарик, угодив второму прямо по шишаку, выбил его из седла. Задние лошади налетели на пятящихся передних, и погоня остановилась. Вызвавшая это замешательство парочка друзей тоже остановилась у следующего поворота дороги и оглянулась назад.

– Клянусь Дикобразом, – мерзко ухмыльнувшись, проговорил коротышка, – что теперь они хорошенько подумают, прежде чем снова станут играть в засаду.

– Неуклюжие полудурки, – отозвался великан. – Неужто они никогда не научатся стрелять на скаку? Говорю тебе, Серый Мышелов: только варвары умеют как следует воевать верхом.

– Если не считать меня да еще кое-кого, – отозвался его приятель, носивший кошачье прозвище Серый Мышелов. – Гляди-ка, Фафхрд, эти мошенники уходят и забирают с собою раненых, а один ускакал уже далеко вперед. Ха! Неплохо я залепил

чернобородому по кумполу! Болтается на своей кляче, словно куль соломы. Знай он, кто мы такие, так лихо в погоню он не помчался бы.

В этом хвастовстве была и доля истины. Имена Серого Мышелова и северянина Фафхрда были довольно известны в окрестностях Ланкмара, да и в самом высокомерном Ланкмаре. Их пристрастие к необычайным приключениям, таинственные исчезновения и возвращения, а также своеобразное чувство юмора ставили в тупик многих.

Фафхрд ловко спустил с лука тетиву и повернулся.

– Должно быть, это и есть долина, которую мы ищем, – заявил он. – Смотри, вон два двугорбых холма, все, как там сказано. Давай-ка прочтем еще раз, чтобы проверить.

Серый Мышелов сунул руку в свой объемистый кожаный мешок и извлек оттуда лист толстого пергамента, причудливо позеленевшего от времени. Три края листа были сильно обтрепаны, четвертый край свидетельствовал о том, что лист этот совсем недавно вырезала откуда-то чья-то твердая рука. Он был испещрен замысловатыми ланкмарскими иероглифами, написанными чернильной жидкостью каракатицы. Однако Мышелов начал читать не их, а несколько выцветших строчек, написанных на полях крошечными буквами:

«Пусть короли набивают свои сокровищницы до потолка, пусть сундуки купца ломятся от накопленных денег, и пусть глупцы завидуют им. Мое сокровище намного ценнее всего, чем они владеют. Это бриллиант величиною с человеческий череп. Двенадцать рубинов размером с кошачий череп. Семнадцать изумрудов величиною с череп крота. А также множество кристаллов хрусталя и слитков желтой меди. Пусть правители расхаживают с головы до ног в драгоценностях, пусть королевы увешивают себя самоцветами, и пусть глупцы восхищаются ими. Мое сокровище будет долговечнее, чем все их драгоценности. Я построил для него надежное хранилище в далеком южном лесу, где, словно спящие верблюды, горбятся два холма, в сутках пути от деревни Сорив.

Эта громадная сокровищница с высокой башней достойна быть обиталищем королей, однако ни один король не будет в ней жить. Прямо под замковым камнем главного купола спрятано мое сокровище, вечное, как сверкающие на небесах звезды. Оно переживет меня и мое имя, имя Ургаана Ангарнджийского. В нем моя власть над будущим. Пусть глупцы ищут его. Но они его не получат. Пусть кажется башня моя пустою, и нет рядом будки с пантерой цепною, ни грозного стража под каждой стеною, пусть нет в башне люков с кипящей смолою, ловушек с пружиною нет потайною, не пляшут в ней трупы зловонной гурьбою, не скалится череп улыбкою злою, не брызжет змея ядовитой слюною, – все ж башню я стражей снабдил колдовскою. Пусть мудрый поймет: в башне скрыто такое, что лучше оставить ее в покое».

– Этого типа, похоже, заклинило на черепах, – пробормотал Мышелов. – Должно быть, он был гробовщиком или некромантом.

– А может, архитектором, – задумчиво добавил Фафхрд. – В давние времена храмы украшались резными изображениями человеческих и звериных черепов.

– Может быть, – согласился Мышелов. – Во всяком случае начертание букв и чернила достаточно древние. Надпись сделана по крайней мере во времена Столетней войны с Востоком, это пять человеческих поколений.

Мышелов был крупным специалистом в подделывании как почерков, так и предметов искусства. Он знал, что говорит.