Мечник. Око Перуна
Шрифт:
Вечерами викинг и грек садились на корме. Зажигали фонарь, Харальд правил, а грек готовил на маленькой печке ужин. Время за разговорами под шум волн, скрип снастей и крик чаек текло незаметно. А рассказать каждому из них было о чем. Грек наконец назвал и свое имя. Оно показалось норвежцу странным, но чего только не бывает у иноземцев: грека звали Архимед. Харальд, бывало, сталкивался с греками, но имени такого не слыхивал.
Поначалу спрашивал конунг. Грек терпеливо отвечал, понимая, что гость оказался у него на корабле не совсем по своей воле и поэтому имеет право узнать все, что его
– Так все-таки зачем было городить все эти… механизмы? Почему нельзя было набрать команду? Сложные приспособления стоят недешево. Одной бронзы ушло, я вижу, немало. Любой обычный матрос обошелся бы тебе втрое дешевле.
– Ты все правильно говоришь, славный конунг. Но я оказался перед лицом обстоятельств, которые заставили меня поступить именно так, а не иначе.
Архимед подобрал край длинного шерстяного плаща, уселся напротив Харальда, всем своим видом показывая, что, как бы ни были тяжелы вопросы, он готов на них ответить.
И Харальд продолжил:
– Что же это были за обстоятельства?
– В некотором смысле моя история похожа на твою. Я тоже изгнанник.
– Ты воевал за престол и был изгнан? – В вопросе Харальда сквозило недоверие. – Ты император в изгнании?
– Нет, не император, хотя в моем роду в далеком прошлом были и коронованные особы. Давно, очень давно. Мой отец – патриций, придворный, занимавший в былые годы высокую должность: логофет дрома, он отвечал за всю имперскую почту. Все мои братья пошли по стопам отца и занимают весьма важные должности при дворе императора Романа.
– Как же ты оказался один посреди Балтийского моря в компании одних только деревянных пугал и неудачливого норвежского конунга?
– Судьба, друг мой викинг, судьба. Знаешь, – глаза грека мечтательно устремились вдаль, – изначально я хотел построить совсем не такой корабль.
– Не такой? А какой? Еще чудней?
– Да, пожалуй, еще чудней. Тот корабль должен был не плавать, а летать!
– Летать? – Харальд улыбнулся.
– Да, летать, смелый викинг, летать! – Изобретателя раздразнила снисходительная улыбка собеседника. – Благодаря знатному отцу я имел доступ в императорскую библиотеку, много читал, думал и решил, что должен построить такой корабль.
– И что, построил?
– Почти. – Грек понурился.
– Корабль не полетел?
– Нет.
– И ты не смог понять, почему так случилось?
– Нет, я понял! – Архимед вскинул голову, голос его зазвенел. – Нужно было взять другие материалы, нужно было раздобыть бамбук и тончайший шелк из Чинской империи, а не кипарис и пергамент!
– Так в чем же дело? У тебя не хватило серебра?
– И да и нет, денег было в достатке. Но отец…
– Не одобрил твоих затей?
– Да, как ты догадался? – Грек выглядел удивленным.
Тут настала пора довольно улыбаться Харальду:
– Так ведь и я не первый день на свете живу. Знаю похожую историю. Был у нас тоже один такой, тоже летать хотел, крылья все мастерил. Правда, не из пергамента и не из шелка, а из гусиных перьев.
– И что? – Архимед так разволновался, что даже вскочил на ноги. – Я должен с ним непременно познакомиться!
– А вот это вряд ли. У христиан ад свой, а этот бедолага сейчас,
– Так он погиб?
– Да, и поскольку меча в его руках не было, за пиршественным столом Одина его не увидят.
– Как это случилось?
– Да как, обычно… Его родне тоже надоело слушать бесконечные бредни о том, что люди должны летать как птицы. Надели на него его крылья, да и пустили со скалы: «Лети!»
– И что он?
– Полетел.
– Правда?
– Конечно, правда, куда ж ему было деваться? Правда, полетел он прямехонько вниз, на камни. Только перья в воздухе закружились.
– Ужасная история, – грек обессиленно сел обратно на скамью, – я стал лучше относиться к моему отцу и братьям.
– Ты жив и здоров, судя по всему, тебя со скалы сбрасывать не стали.
– Да, всего лишь обсмеяли: и Икара мне припомнили, и Вавилонскую башню. Не дано, сказали, человеку до неба добраться… и отправили в монастырь «лечиться». Монастырь стоял на берегу моря. Там мне и пришла идея построить корабль, на котором можно плавать в совершенном одиночестве.
За основу я взял конструкцию обычного у нас дромона. Пришлось уменьшить размер и усилить парусное вооружение, поскольку на гребцов мне рассчитывать не приходилось. Тогда же я отказался от своего аристократического имени и взял себе то, которое знаешь ты, – Архимед, в честь одного древнего мудреца, на которого я с детства хотел быть похожим. На постройку корабля ушло немало времени. Но вот я наконец свободен. Как птица. Или, точнее, как рыба.
Земля
Истомившись за целый день любопытством, Доброшка, освободившись от дежурства, первым делом кинулся к Белке. Он бежал по деревянным мостовым Колохолма с одной мыслью: «Лишь бы оказалась дома»!
Одним махом взлетел на высокое крыльцо и бросился в горницу.
Ему повезло: Белка оказалась на месте. Она сидела у маленького волокового оконца и занималась приличным юной девице делом – вышивала.
Хоть и жили Белка и Доброшка в одном доме, но встречались нечасто. Во-первых, служба, но дело было не только в ней. Было еще и «во-вторых». Во-вторых, дружинный отрок всякий раз испытывал смущение в обществе Белки. Смущение это пришло к нему тотчас, как он рассмотрел исключительную ее красоту. Не мог ничего с собой поделать, не было прежней легкости. А та, видимо, чувствовала его смущение и как будто нарочно разговаривала с ним вроде бы и по-дружески, но с такой улыбкой, что Доброшке становилось совсем не по себе.
Вот и теперь его охватила некоторая робость. Но любопытство на сей раз пересилило сердечную дрожь, и он выложил все накопившиеся вопросы единым духом.
– Так, – Белка поправила разложенное на коленях шитье, – давай по порядку. Столько вопросов, что я прямо не знаю, с чего начать.
– Ты главное скажи: что за птица этот Ворон?
– Тут все непросто объяснить, ты садись, не стесняйся.
– Объясни уж как-нибудь. – Доброшка сел на лавку и приготовился слушать.
– Знаешь, здесь, в Колохолме, власть – княжеская. От князя воевода Илья и поставлен, так?