Мечом раздвину рубежи
Шрифт:
Слишком много знаешь, воевода, из того, чего тебе не следовало бы, а потому и не будет в твоей душе должной покорности воле великого князя, оттого не станешь послушным, верным во всем военачальником, а будешь стремиться в ближайшие советники, дабы наравне с Игорем делить власть и славу. Но этому не бывать! Потому думай что хочешь, а Игорь будет поступать по-своему! Он говорит и действует в эти минуты для Эрика и Олафа, Люта и Олега, которые сегодня же оповестят войско, как решителен и непреклонен был великий князь в переговорах с посланцами кагана и как покорно приняли те все требования Руси. Игорю в первую очередь необходимы уважение и любовь войска, а потом уже ваше мнение о нем, воеводы Асмус и Бразд.
— Мой брат каган готов снабжать русское
Глазки эльтебера забегали по сторонам, он судорожно проглотил застрявший в горле комок. Было видно, что он услышал нечто такое, что ему было крайне нежелательно. Интересно, что?
— Великий князь, ты не хочешь отдохнуть в крепости? И даже не намерен позволить своим воинам набраться сил после морского перехода? Напрасно… К тому же мой повелитель, каган Хазарии и твой брат, желал бы вначале обсудить с твоими послами вопрос, чем ты отблагодаришь его за право прохода через его земли и как расплатишься за поставленные припасы. Лишь договорившись по этим вопросам, каган будет рад видеть тебя гостем на своей земле!
Теперь все ясно — кагану желательно как можно дольше задержать русское войско у границ Хазарии. Надеется, что за это время обстоятельства могут измениться в его пользу и можно будет вести разговор с великим князем Руси на равных? Возможно, у него наметились успехи в войне с асиями и их союзниками? Или дело близится к заключению мира, после чего он сможет перебросить свои освободившиеся войска против нового врага? Нет, Игорь не позволит держать себя в неведении и ломать голову над тем, что каган предпримет в зависимости от результатов его войны с асиями и их союзниками. Сегодня хозяин положения он, великий князь Руси, и должен использовать это обстоятельство с наибольшей выгодой для себя. Он окончательно принял решение продолжить поход на Каспий и не допустит, чтобы каган завтра или послезавтра имел возможность помешать ему. Каган хочет выиграть время путем переговоров — что ж, он получит переговоры, но никак не выигрыш времени.
— Мой брат каган хочет знать, чем заплатит Русь за его любовь к ней и заботу о ее воинах? Я понимаю его желание и завтра же отправлю к кагану посланцев для переговоров. Русь всегда была щедра к своим друзьям, и я уверен, что переговоры окажутся быстрыми и оправдают все надежды кагана Хазарии. А я узнаю их результат на переволоках из Сар-кел-реки в Итиль. Ежели посланцы не застанут меня там, пусть догоняют уже на Итиль-реке или возвращаются в стольный град Хазарии.
Игорь видел, как лицо эльтебера вытянулось от изумления, как округлились его глаза и беззвучно шевельнулись губы. Не ожидал такого ответа? Действительно, что можно всерьез решать на переговорах, ежели чужое войско уже движется по твоей земле и ты не в состоянии воспротивиться этому? И какова цена подобным переговорам, если повелитель вторгнувшегося войска считает возможным ознакомиться с их результатами после половины или даже на заключительном отрезке своего пути по чужой земле? Может, эльтебер, ты собираешься сейчас сказать, что такие вещи именуются уже не переговорами, а совсем по-иному? Лучше помолчи, ибо Игоря интересуют не твои слова, а действия кагана, когда тот узнает, что русское войско пересекло границы Хазарии и только от поведения кагана зависит, на кого обрушится удар — на каганат или на побережье Хвалынского моря. Пусть сам выбирает судьбу своей державы!
— Эльтебер, посланцы к твоему кагану и моему брату будут готовы в дорогу завтра с рассветом. Это главный воевода моего войска Асмус и доблестный варяжский ярл Эрик. — Давая понять, что разговор с хазарами закончен, Игорь повернулся к своим военачальникам. — Тысяцкий Олег, готовься принимать с утра пригнанный для нас скот, тебе, воевода
Ольга замедлила шаг, протянув руку, сорвала молоденькую веточку яблони. Утром она долго размышляла, где встретиться и вести разговор со Свенельдом. В великокняжеском тереме, сразу недвусмысленно показав, что теперь, в отсутствие Игоря, она не просто его жена, а обладательница всех прав великого князя? Но для этого ей нужно было занять место в кресле великого князя и соблюсти всю необходимую торжественность встречи, чего осторожная Ольга не желала раньше времени делать. Зачем ей лишние пересуды, что она при живом муже уже примеривает под себя его кресло? Нет, Свенельд не настолько глуп, чтобы не понять разницу в положении прежней и сегодняшней Ольги, даже если она будет говорить с ним не в тереме, а на любимой ею тропе в великокняжеском саду. А если не поймет, она сыщет возможность показать ее более зримым и впечатляющим способом, нежели беседа в тереме или в саду.
Ольга глубоко вдохнула аромат свежей листвы, не отнимая от лица веточки, остановилась. Свенельд остановился напротив нее, сопровождавшие их гридни замерли в десятке шагов.
— Главный воевода, что слышно о войске моего мужа? — спросила Ольга. — Знаю, что перед нашей встречей ты виделся с купцами-рахдонитами из Хазарии.
— Да, великая княгиня, я встречал их караван у переправы через Днепр. Купцы говорят, что наше войско плывет уже по Саркел-реке к переволокам на Итиль-реку. Причем подданные кагана не только встречают его с миром, но и постоянно снабжают свежей пищей.
— А что происходит на порубежье Руси? Нет ли худых вестей из древлянской земли?
— На степном порубежье покой, на Русском море ромеи блюдут мирный договор с Русью. А древляне не кажут носа из своих болот-хлябей: без воеводы Бразда князь Мал не осмелится не то что воевать супротив Киева, но и возвысить против него голос. Тебе не о чем тревожиться, великая княгиня.
— Нам с тобой не о чем тревожиться, главный воевода, — поправила Свенельда Ольга, выделив слово «нам». — Но это лишь сегодня, покуда русское войско еще не вступило в сражения с Хазарией либо на Хвалынском море и может в полном составе возвратиться и защитить Русь. А что ждет нас завтра или послезавтра, когда оно будет связано войной, и, быть может, — упаси нас от этого боги! — не совсем удачной? Что тогда случится на нашем порубежье и внутри самой Руси? Окажутся ли ее вороги столь же мирными, как сейчас?
Брови Свенельда сошлись на переносице, глаза пытливо уставились в лицо Ольги. Чувствовалось, что воевода пытался постичь ход мыслей великой княгини, понять, к чему она клонит разговор.
— Дабы Русь не оказалась беззащитной перед возможными недругами, великий князь оставил в Киеве меня и воеводу Ра-тибора, — сказал Свенельд. — Можешь смело положиться на нас.
— Я и полагаюсь. А потому велела вчера вечером воеводе Ратибору быть готовым со всей его конницей выступить завтра на южное порубежье и зорко следить за степняками.
— Слышал о том, великая княгиня. Ты поступила весьма предусмотрительно — конница Ратибора будет серьезной угрозой для степняков, желающих совершить набег на Русь.
А ты, Свенельд, действительно неглуп. Вместо того чтобы напомнить Ольге, что, прежде чем приказывать Ратибору, ей нужно было посоветоваться с ним, главным воеводой, или хотя бы поставить его в известность о принятом ею самостоятельно решении, он хвалит ее за предусмотрительность. А может, подобное поведение вовсе не проявление ума Све-нельда, а всего лишь радость по поводу того, что теперь он со своей ладейной дружиной окажется единственной вооруженной силой в Киеве и при удобном случае без особого труда сможет захватить власть? Причем сия радость настолько велика, что перед ней ничего не значит его уязвленное самолюбие главного воеводы? Сейчас посмотрим, какое из этих предположений верно.