Мечта о любви

Дарлинг Джоан

Теперь его взгляд был полон сочувствия и желания быть полезным. Да, он искренне хотел понять ее и утешить. При виде этих простых человеческих чувств Эшли пришлось до крови закусить губу, чтобы не разрыдаться.

До нее не сразу дошел его низкий, проникновенный голос:

— Ты не хочешь поговорить об этом со мной?

Эшли нахмурилась и отрицательно покачала головой.

Дэн лишь разочарованно вздохнул, не спуская с нее грустного взгляда.

Близость и доверие между ними развеялись без следа, едва успев появиться. Эшли чувствовала, как Дэн отдаляется от нее и становится

совсем чужим.

Он решительно поднялся с места и положил ладони на стол.

— Поехали домой.

Чтобы попасть к выходу, им предстояло пересечь соседний зал, где расположилась компания стюардесс из «Палм-Эйр». Эшли обратила внимание на то, как Дэн лавирует между столиками, нарочно уводя ее к противоположной стене, и все время старается оказаться между стюардессами и ею, чтобы загородить ее своим телом. Она посмотрела на него, стараясь отблагодарить за такую заботу смущенной, грустной улыбкой, но он копался в бумажнике в поисках своей кредитки и ничего не заметил.

За всю дорогу до дома они не проронили ни слова, и это молчание душило Эшли еще сильнее, чем влажный и теплый ночной тропический воздух. Она понимала, что Дэн чувствует себя оскорбленным. Она отказалась делиться с ним своим горем и отвергла искреннее сочувствие и желание помочь. Но именно это сочувствие и жалость грозили окончательно лишить ее способности сопротивляться самым тайным, сокровенным страхам. И тогда от ее рассудка, от ее личности не останется и следа — как от песочного замка, смытого морским приливом. Она не знала, где найти такие слова, чтобы заставить его понять и поверить, что ей требуется сперва вернуть себе душевную силу и самостоятельность — и только после этого начинать новую жизнь.

Наконец Дэн свернул на подъездную аллею, и фары выхватили из темноты алые соцветия гибискуса и бархатную зелень лужайки перед домом. Вид темных бревенчатых стен, уютно укрытых среди лесной зелени, помог Эшли немного успокоиться. Дэн заглушил мотор. Она сама вышла из машины и молча ждала, пока он роется в карманах, чтобы найти ключи, и отпирает входную дверь.

— Я провожу тебя до спальни, — дружелюбно предложил он.

Эшли кивнула, подавив тяжелый вздох. Оставалось надеяться на его природную чуткость. Ей не хотелось быть грубой и прогонять его в том случае, если он снова начнет ее утешать.

Они вошли в лифт, чувствуя себя неловко и скованно. Тепло его тела, оказавшегося так близко, запах его туалетной воды снова грозили лишить ее выдержки. Эшли уже готова была пуститься в оправдания и сказать, что ей намного лучше и она просто хочет побыть одна, но вовремя одумалась и сообразила, что только оскорбит его еще сильнее. Господь свидетель, она еще не встречала человека с таким удивительным чувством собственного достоинства.

Она была так напряжена, что готова была подпрыгнуть от любого неожиданного движения. И пока Дэн выходил из лифта, включал свет и молча ждал у дверей ее спальни, она следила за ним, едва дыша.

Он вошел в комнату, нажал на выключатель, и комната наполнилась ярким светом. Дэн направился к окнам и тщательно задернул плотные синие шторы. По ее спине пробежал холодок смутной тревоги. Не говоря ни слова, он подошел к кондиционеру и стал

возиться с переключателем. Она смотрела на то, как двигаются мышцы на широкой мужской спине, и думала о силе и страсти, таившейся под безукоризненной маской вежливости. Что почувствует та женщина, которой хватит дерзости разбудить этого спящего льва? Нет, ей не следует морочить себе голову такими фантазиями! И она машинально подошла кровати. Включила ночник в виде большой раковины и застыла, разглядывая портрет Дэна в золоченой рамке. Он весело улыбался ей в мягком свете ночника.

Дэн повернулся и посмотрел на Эшли:

— Сегодня очень душно. Хочешь оставить кондиционер включенным?

Она кивнула.

— Двадцать пять градусов?

— Подойдет, — выдавила из себя она. Дэн раздражал ее все сильнее с каждой минутой. Почему он медлит и мотается взад-вперед, вместо того чтобы оставить ее в покое? Но не прогонять же доброго самаритянина, приютившего ее под своей крышей! В конце концов, это его дом, а ей больше некуда податься!

Он подошел к противоположному краю кровати, сунул руку под подушку и отвернул угол голубого атласного покрывала.

— Возьмись со своей стороны.

У Эшли мгновенно пересохло во рту, а кровь зашумела в ушах со страшной силой. Если у него на уме то, о чем она думает… Они сняли покрывало с кровати и сложили его пополам. Дэн снова полез под подушку, чтобы достать одеяло и свежую простыню. С улыбкой посмотрел на Эшли и сделал руками приглашающий жест:

— Будь моей гостьей!

Окончательно раздавленная сознанием своей беспомощности, она еле слышно пробормотала:

— Ты ведь не собираешься здесь спать, не так ли?

Его густые лохматые брови взлетели на самый лоб, выражая крайнее недоумение. Он обошел вокруг кровати, встал рядом и, пристально глядя Эшли в глаза, с силой произнес:

— Меньше всего я думал о том, чтобы спать в твоей постели!

У Эшли голова пошла кругом. Ей это показалось — или он действительно сделал ударение на слове «спать»?

А в его синих глазах уже замелькали лукавые искры.

— У меня есть множество более срочных дел. Нужно позаботиться обо всех животных. Сладких снов тебе, тигрица! — ласково добавил он и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 11

В последовавшие за этим дни, словно заключив тактическое соглашение, Эшли с Дэном старательно избегали разговоров на темы, не связанные с природой и экологией острова. Их вроде бы мирное и ничем не замутненное существование на самом деле походило на прогулку по минному полю, когда любой неудачный шаг мог привести к убийственным последствиям. Но Эшли гораздо сильнее тревожили сейчас другие мысли.

Решение о переезде в «Кендаллз-Иден» было изначально связано для нее с внутренним компромиссом и обещанием не морочить себе голову никакими романтическими бреднями по поводу их отношений с Дэном. Предупрежден — значит, вооружен. А ее так называемая влюбленность в Дэна — не более чем плод больного воображения, все еще страдавшего от последствий катастрофы. Естественно, она испытывает определенную привязанность и даже благодарность — но исключительно дружеского характера.