Мечта о Просвещении

Gottlieb Anthony

Я пишу лишь для тех, кто желает и может предаться вместе со мной серьезному размышлению и освободить свой ум не только от соучастия чувств, но и от всякого рода предрассудков [30] .

Так писал Декарт в «Размышлениях», представляющих собой дневник шести дней созерцания. На случай если собравшиеся поразмышлять вместе с Декартом обнаружат тем не менее, что не могут согласиться с ним, он привел большое количество комментариев и возражений, которые Декарт и его друг Мерсенн собрали при работе над черновиком, сопроводив их ответами Декарта. Комментарии были: от французского иезуита; голландского католического теолога; Томаса Гоббса; самого Мерсенна; Пьера Гассенди, философа-математика, находившегося под влиянием античного скептицизма и атомизма Эпикура; Антуана Арно, который стал самым выдающимся философом-теологом

во Франции, и множества других, в том числе неизвестных авторов. Приложение с энергичными дебатами было в семь раз длиннее самих «Размышлений». Дебаты о дебатах еще обширнее: «Размышления» оказались самой обсуждаемой философской работой раннего Нового времени.

30

Декарт Р. Размышления о первой философии // Декарт Р. Сочинения: В 2-х томах. Т. 2. – М.: Мысль, 1994. С. 10-11.

И тем не менее ее основные идеи удивительно архаичны. Говоря конкретнее, их можно назвать платоновскими. Декарт призывает своих читателей обратить внимание прежде всего «на вещи умопостигаемые, отделенные от чего бы то ни было материального» [31] , что, без сомнения, является отсылкой к Платону и его главным советам честолюбивому философу-правителю. Как верный последователь Платона, Декарт неизменно настаивает на том, что мы должны отвернуться от мира чувств и заглянуть в наш собственный разум в поисках истины. Однако глубокие сомнения, которыми Декарт предваряет свои рассуждения, полезны не только потому, что могут оградить нас от ошибочных предрассудков, но и потому, что они предоставляют «легчайший путь к отчуждению ума от чувств» [32] . Многие древние платоники искали подобный путь, и один из них, а именно Святой Августин, шел, в сущности, той же тропой, что и Декарт.

31

Там же. С. 44.

32

Там же. С. 12.

В своей «Исповеди», опубликованной в конце IV в., Августин исследовал содержимое своего сознания, чтобы понять, можно ли в чем-то быть абсолютно уверенным. Он заметил: все, что он знает, может быть лишь сном, но в чем он точно не может усомниться, так это в собственном существовании: «Если я обманываюсь, значит, существую!» Самонаблюдение выявило и другие несомненные факты, не имеющие никакого отношения к чувствам, и Августин настаивал, что эти зерна знания указывают на существование Бога, заронившего их в наш разум. По крайней мере, в шести своих книгах Августин ссылался на известное в наши дни утверждение, что невозможно ошибаться в отношении собственного существования.

Декарту неприятно было узнать, что его самая известная идея оказалась отнюдь не оригинальной. Гордец, беспочвенно обвинявший своих прежних сотоварищей в краже его идей, он был поразительно жесток к тем своим современникам, в которых видел соперников. Он отвергал, например, труды великого математика Пьера Ферма, называя их «дерьмом» [33] . Признавая первенство Августина, сделавшего вывод о собственном существовании исходя из того, что он мыслит, Декарт тут же добавлял: это заключение настолько очевидно, что «могло прийти в голову любому писателю» [34] . (На самом деле, кажется, это приходило в голову некоторым мыслителям как минимум за два века до Августина.) Главная новизна, настаивал Декарт, заключается в том, что он – и только он – объяснил природу души: «Я… показал, что это размышляющее Я есть нематериальная субстанция без каких-либо телесных признаков» [35] .

33

Stephen Gaukroger, Descartes: An Intellectual Biography, Oxford University Press, 1995, p. 323.

34

Descartes, letter to Colvius, 14 Nov. 1640, in PWD vol. 3, p. 159.

35

Ibid.

Как мы можем узнать из «Рассуждения» Декарта, причины его веры в нематериальность души или субъекта состояли в следующем. Я не могу усомниться в своем существовании, но могу сомневаться в существовании моего тела. Следовательно, я есть нечто отличное от своего тела. К сожалению, несмотря на притязания Декарта на новизну, Августин и здесь оказался первым и рассуждал схожим образом: «Ум… уверен в отношении себя, как убедительно показывает то, что было сказано выше. Однако же ум совсем не уверен в отношении того, является ли он воздухом, или огнем, или каким-то телом, или же телесным. Следовательно, он не есть что-либо из этого» [36] .

36

Аврелий Августин. О Троице. – Краснодар: Глагол, 2004. С. 235.

И все же дух идей Декарта отличался от такового у Августина, пусть даже буква порой была та же. Размышления Августина были пассивным принятием

божественной истины: он раздумывал над тем, как ум озаряется божественным светом и как поэтому он мудро снабжен знаниями, в которых человек нуждается. Декарт же, с другой стороны, стремился активно использовать природную силу человеческого разума не только для того, чтобы доказывать старые истины, но и открывать новые. Хотя Декарт и настаивал, что все знания идут от Бога – поскольку именно существование милостивого Господа гарантирует правильность наших основных убеждений, – по его мнению, это не означало, что надо слепо уповать на Всевышнего. Прежде всего мы должны точно определить, какие из наших убеждений входят в божественный страховой полис. Таким образом, если Августин раздумывал о том, как много сделал для нас Бог, то Декарт всячески стремился показать, как много интеллектуальной работы мы можем и должны проделать сами. В результате изыскания Декарта обычно глубже и сложнее, чем у Августина.

Дневниковые записи «Размышлений» Декарта петляют взад-вперед, когда он рассказывает историю своих открытий, поднимая вопросы, а затем оставляя их до той поры, пока снова не нащупает нить повествования. Подобная тщательно продуманная непринужденность делает сочинение увлекательным, но она же способна помешать понять, как Декарту удается перейти от собственного существования к таким большим вопросам, как реальность предметов вне его самого и истина «механистической философии».

В начале XIX столетия Гегель оказал медвежью услугу изречению «Я мыслю, следовательно, существую» [37] . Фраза, вырванная из контекста, должна была иллюстрировать, как Декарт выдвинул на первый план субъективный взгляд на мир, в котором «Я» – основа всего. Подобное прочтение Декарта широко распространено, особенно в католических кругах. Например, в 1994 г. папа Иоанн Павел II написал, что для Декарта «смысл имеет лишь то, что соответствует человеческой мысли. Важна не столько объективная истинность мысли, сколько сам факт: что-то возникает в человеческом сознании» [38] . В более поздней своей работе Иоанн Павел II пишет, что философская революция, начатая Декартом, низвергла Бога и на его место воздвигла человеческий разум: «Согласно логике Cogito, ergo sum, Бог мог быть только содержанием человеческого сознания» [39] . Другими словами, Декарт начал переход к такому взгляду на мир, в котором «Я» – основа всего, и к нормам чудовищного эгоизма.

37

Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа // Гегель Г. В. Ф. Сочинения. Т. 4. – М: Издательство социально-экономической литературы, 1959. С. 430.

38

Иоанн Павел II. Переступить порог надежды. С. 80.

39

Иоанн Павел II. Память и идентичность.

Декарт часто терял терпение, сталкиваясь с критикой в свой адрес. Только представьте, что он сказал бы об этом в приватной обстановке папе, ведь он раз за разом объяснял, что его собственное существование (как и мира) зависит от Бога и никак иначе. Те, кто подозревают Декарта в оголтелом субъективизме, путают стиль его изложения с сутью его идей. Он описывал свои философские построения в автобиографическом стиле и всматривался в себя. Но ничего субъективного в том, что он открыл, не было:

А поскольку я замечаю, что сомневаюсь, не являюсь ли я вещью зависимой и несовершенной, постольку мне приходит в голову ясная и отчетливая идея независимого и совершенного бытия, т. е. Бога; и уже из одного того, что у меня появилась такая идея, или, иначе говоря, из того, что я существую, обладая такой идеей, я со всей очевидностью делаю заключение: Бог существует и от него в каждый момент зависит мое существование… И вот уже, как мне кажется, я усматриваю некий путь, следуя которому можно, исходя из этого созерцания истинного Бога, в коем скрыты все сокровища мудрости и наук, прийти к познанию всех прочих вещей [40] .

40

Декарт Р. Размышления о первой философии. С. 44.

Хотя Декарт и пишет, что уверенность в собственном существовании есть «первый принцип» его философии, это всего лишь говорит о первом несомненном факте, который он решил для себя принять, а вовсе не о том, что на нем все основывается. На самом деле Декарт ничего не выводит из собственного существования. Напротив, он задается вопросом, можно ли распорядиться этим фактом так, чтобы схожим образом выявить и другие. Секрет этой уверенности в том, что она требует «ясного и отчетливого представления о том, что я утверждаю» [41] . Важно, что затем Декарт вводит Бога. Удовлетворив себя разными философскими аргументами бытия Божьего, Декарт заключает, что этот Бог, будучи добрым, не позволит своим созданиям всерьез заблуждаться при условии, что они проявят определенную сдержанность и ограничат свои познания только тем, что можно ясно и отчетливо принимать за истину. Таким образом, система знаний Декарта зависит не от его собственного существования, а от существования Бога.

41

Там же. С. 29.