«Мечта» уходит в океан
Шрифт:
Вот тут-то и произошло самое неожиданное и удивительное. Мы с моим новым знакомым спустились под горку к отелю, подошли к поджидавшим нас Абу и Благоевичу, я протянул Благоевичу грибы и сказал:
— Это вам! — Потом кивнул в сторону незнакомца и добавил: — Он мне помог отыскать. Только я его совсем не понимаю.
Незнакомец улыбнулся и что-то сказал Благоевичу. Тот перевел:
— Это немецкий турист. Говорит, что грибы очень хорошие, из них получится отличное жаркое, что…
Благоевич вдруг осекся и снова поднял глаза на незнакомца. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. Вдруг
— Герр Ширен?
— Я, их бин Ширен…
На лице немца отразилось напряжение. Он мучительно пытался что-то вспомнить.
— Бора!
— Ганс!
Они протянули руки друг к другу и горячо, крепко обнялись. Потом долго хлопали в восторге один другого по плечам и говорили, говорили без умолку. Мы сразу поняли, что встретились давние друзья, которые не виделись много лет. Так нам Благоевич и объяснил, представляя незнакомца:
— Это Ганс Ширен. Тот самый человек, который спас мне жизнь.
В плену гестаповцы мучили и пытали его, добиваясь, чтобы он назвал местоположение партизанского отряда. Ночью Благоевич бежал из сарая, где его заперли, удалось сделать подкоп. Беглеца заметил солдат охраны и выстрелил вдогонку. Пуля пробила навылет плечо, но Благоевичу все же удалось скрыться. В поле за селом от потери крови он упал на дороге и потерял сознание. Здесь его и подобрал Ганс Ширен. Молодой парень, рядовой солдат, служил в музыкальном взводе при немецкой горной дивизии. Утром на заре шел в соседнее село, увидел на дороге раненого партизана и перетащил его в старый, полуразвалившийся сарай в поле. Каждую ночь с риском для жизни ходил к партизану и лечил его рану. Через две недели Благоевич окреп и смог отправиться в путь к своему отряду. Перед расставанием спросил Ганса, почему он спас партизана. Тот ответил, что не может послать человека на смерть, ненавидит и войну, и фашистов, считает своим долгом хотя бы чем-то помочь тем, кто воюет за свободу. Он музыкант, а не палач.
С того дня они ни разу не виделись. Благоевич знал, что в этом районе была разгромлена гитлеровская воинская часть, много вражеских солдат погибло и будто бы погибли те, кто был в обозе, — музыканты, писари, почтари. Горько было сознавать, что среди погибших мог оказаться и Ганс Ширен, его спаситель.
И вот спустя столько лет такая неожиданная встреча! Конечно, оба сильно изменились. Тогда им было по двадцать, сейчас за пятьдесят — головы побелели, глаза выцвели, но самое главное, остались они после этой страшной войны живыми.
Благоевич был глубоко взволнован. Еще больше обрадовался, когда узнал, что знаменитый немецкий пианист, который сегодня должен выступать на открытой эстраде в старой крепости в Дубровнике, и есть Ганс Ширен.
Когда автобус наконец добрался до отеля «Эксельсиор», уже приближался вечер. Ширен сказал Абу, что он с нами не прощается, что сегодня приглашает всех на свой концерт.
— Сегодня, — сказал он, — буду играть специально для Боры Благоевича. И для вас.
Лену в ее номере мы не застали. Дежурный на этаже объяснил: русская девочка ушла в город с каким-то человеком. Что за человек, откуда он — дежурный не знал. Помнил только, что это мужчина средних лет с густыми черными волосами. Забеспокоились. Куда же это она отправилась? В чужом городе, не зная здешнего языка,
Она явилась в шесть вечера. Вместе с ней был незнакомец, который сразу же поразил нас своим необычным видом. Он был одет пестро: в широкую, как халат, ярко-голубую блузу, в малинового цвета брюки клеш.
Лена объяснила, что это итальянский фотограф, который снимает Дубровник для фотоальбома. Зовут его Игнацио Гоцци. Познакомились случайно. Лена недалеко от отеля дорабатывала рисунок города Дубровника. Мимо проходил итальянец, увидел рисунок, заинтересовался. Потом пригласил пройтись по городу, показывал всякие интересные для глаза художника уголки.
— Мы были даже на базаре! — восторженно рассказывала Лена. — Чего только там не продают! Связки красного перца, румяные яблоки, белые головы крестьянского сыра, морские ракушки. И все улыбаются, говорят: «Молим! Молим!», что значит «пожалуйста».
Пестрый итальянец стоял рядом с Леной, прислушивался к ее объяснениям, слегка наклонив волосатую голову, и иногда кивал, словно понимал незнакомую русскую речь. Потом, когда многословная Лена наконец выговорилась, обратился к Абу на английском языке. Я изучаю в школе английский и поэтому кое-что понимаю. Словом, этот Гоцци заявил, что рисунок Лены ему очень понравился, что, по его мнению, Лена довольно способная девочка, из нее может получиться настоящий художник. Надо же, как говорят о нашей Ленке! Я даже и не предполагал. Оказывается, хоть и болтушка, а талантливая.
Потом итальянец заявил такое, что еще больше нас удивило. Он сказал, что в Неаполе послезавтра открывается международная выставка детских рисунков. Организатор этой выставки брат Гоцци — Энрико. Он художник и профсоюзный вожак. На выставку прислали рисунки дети из многих стран, в том числе и из СССР. Гоцци предлагает рисунок Лены тоже отправить на выставку. А еще лучше, если наша «Мечта», покинув Дубровник, на обратном пути заглянет хотя бы на денек в Неаполь. Он, Гоцци, даст письмо к своему брату, даже отправит заранее телеграмму, и нас в Неаполе встретят. Гоцци просит не отказываться, потому что организаторы выставки будут очень рады, если на ее открытии окажется юная русская художница.
Лена, которая тоже понимала английский, вопросительно смотрела на Абу. За ним последнее слово. Он капитан.
— Что ж! — сказал Абу. — Предложение хотя и неожиданное, но заманчивое. Я рад, что вы так высоко оцениваете работу нашей Лены. Если Лена действительно будет полезна на выставке, то мы согласны!
Лена так и сияла радостью. Я тоже был доволен: разве плохо побывать в Неаполе!
Так и порешили: едем! Гоцци тут же из отеля пошлет телеграмму брату, а мы после концерта отправимся в порт и будем готовить яхту к выходу в море завтра на заре.
— Не хотите ли присоединиться к нам? — спросил Абу итальянца. — Мы идем на концерт немецкого пианиста. Это удивительный человек…
И коротко рассказал историю Ганса Ширена и Боры Благоевича.
— С превеликим удовольствием! — воскликнул горячий итальянец. — Я же из Италии, из Неаполя, города песен, как мне отказаться от такого соблазнительного приглашения? Тем более будет играть человек, подвигом которого все мы — югославы, немцы, русские, итальянцы — должны восхищаться.