Мечты роботов: Фантастические произведения (сборник)

Азимов Айзек

— Не еженедельно, Джордж. У меня есть туфли на каждый день месяца, таким образом, менять каблуки приходится один раз в семь месяцев.

— Но зачем это нужно? Для чего на всех белых рубашках пристегивающиеся воротнички? Почему все галстуки подчеркнуто приглушенных тонов? К чему столько пиджаков? Почему в петлице обязательно должна торчать неизбежная гвоздика? Почему?

— Внешний вид! Кэбуэлла можно с первого взгляда отличить от какого-нибудь биржевика. Кэбуэлл, например, никогда не позволит себе надеть розовое кольцо. Любой,

кто посмотрит на меня, а потом на тебя, на твой пыльный заляпанный пиджачок, на башмаки, которые ты явно стянул у бродяги в ночлежке, на рубашку подозрительного серого цвета, легко сумеет нас отличить.

— Согласен,— сказал я.

Бедняга! Да после его сияния люди будут просто отдыхать, глядя на меня.

— Кстати, Уинтроп, я хотел спросить по поводу ботинок. Как ты определяешь, какую пару в какой день надевать? Или они стоят на пронумерованных полках?

Уинтропа передернуло.

— Вот уж что было бы отвратительно! Туфли могут показаться одинаковыми только плебею. Острый, отточенный взгляд Кэбуэлла не может их перепутать.

— Поразительно, Уинтроп. Как тебе это удается?

— Дело в тщательной тренировке с самого детства. Ты даже не представляешь, какие нюансы приходится иной раз отмечать.

— Столь пристальное внимание к одежде доставляет, наверное, немало хлопот?

Уинтроп задумался.

— Клянусь Лонгфелло, временами такое случается. Бывает, это мешает моей сексуальной жизни. К тому времени, когда я уложу туфли в соответствующую коробку, повешу брюки, чтобы не помялась стрелка, и накину на фрак чехол от пыли, девушка, как правило, теряет ко мне интерес. Остывает, если тебе так понятнее.

— Ясно, Уинтроп. Я по своему опыту знаю, как злятся женщины, если их заставляешь ждать. Я бы тебе посоветовал просто сбросить одежду...

— Ради Бога! — воскликнул Уинтроп.— К счастью, я помолвлен с прекрасной женщиной, ее зовут Гортензия Хепзибах Лоувот, она происходит из семьи почти столь же благородной, как и моя. До сих пор, по правде говоря, мы ни разу не поцеловались, но несколько раз подошли к этому весьма близко.— При этих словах он ткнул меня локтем в ребра.

— Да ты просто бостонский терьер,— шутливо произнес я, хотя на душе у меня скребли кошки. За спокойными словами Уинтропа я увидел кровоточащее сердце.

— Скажи, Уинтроп,— произнес я,— что произойдет, если ты вдруг наденешь не те туфли, забудешь застегнуть воротник или выпьешь вино, не подходящее к данному ростби...

— Прикуси язык! — в ужасе воскликнул Уинтроп.— Иначе целые поколения моих прямых предков и родственников по боковой линии перевернутся в своих могилах. Клянусь Уилером, так и произойдет. Да и моя кровь свернется или закипит от негодования. Гортензия стыдливо спрячет лицо в ладонях, а я потеряю работу в элитном бостонском банке. Меня прогонят через строй вице-президентов, с моего фрака оторвут все пуговицы, а галстук с позором завяжут на спине.

— Что? За такую ничтожную

оплошность?

Голос Уинтропа осел до ледяного шепота:

— Не существует мелких или ничтожных оплошностей. Существуют просто оплошности.

— Позволь подойти к данной ситуации с другой точки зрения,— произнес я.— Скажи, а не хочется ли тебе самому нарушить условности?

Уинтроп долго колебался и наконец ответил:

— Клянусь Оливером Венделом Холмсом, старшим и младшим, я... я...

Продолжать он не мог, но в уголке глаза блеснула предательская слезинка. Она поведала о существовании глубокого, невыразимого при помощи слов чувства. Сердце мое обливалось кровью, в то время как мой друг вытащил чековую книжку и расплатился за обед.

Теперь я знал, что мне надо делать.

Я должен был вызвать из другого измерения Азазела. Я не стану описывать сложную процедуру, связанную с рунами и пентаграммами, пахучими травами и могущественными заклинаниями, дабы не смутить твой и без того слабый рассудок, дружище.

Азазел, как обычно, появился с пронзительным визгом. Независимо от того, как часто мы с ним видимся, я оказываю на него неизгладимое впечатление. Полагаю, он закрывает глаза, чтобы не ослепнуть от моего великолепия.

Вот и Азазел — ярко-красный, двухсантиметровый, с крошечными рожками и длинным острым хвостом. Сегодня он выглядит необычно — к хвосту его привязана длинная голубая лента. На ней так много колечек и завитушек, что я не могу их все разглядеть.

— Что это, о Защитник Беззащитных? — спрашиваю я, ибо ему очень нравится этот бессмысленный титул.

— На банкете,— самодовольно произносит Азазел,— отметили мои заслуги перед народом. Разумеется, мне пришлось надеть зплатчник.

— Сплатчник?

— Нет. Зплатчник. Первая согласная звонкая. Ни один уважающий себя мужчина не позволит себе явиться на церемонию награждения без зплатчника.

— Ага,— понимающе кивнул я.— Официальная одежда.

— Конечно, официальная. На что еще это похоже?

На самом деле зплатчник походил на обыкновенную голубую ленточку, но я почувствовал, что говорить этого не стоило.

— Выглядит строго и со вкусом,— отметил я.— По странному совпадению именно о формальных тонкостях я и хотел сегодня побеседовать.

Я рассказал ему историю Уинтропа, и Азазел уронил несколько крошечных слезинок. Когда чьи-нибудь невзгоды напоминают его собственные, он становится чрезвычайно мягкосердечным.

— Да,— наконец произнес он,— формальности могут замучить кого угодно. Я не стал бы говорить об этом с первым встречным, но зплатчник причиняет мне массу неудобств. В частности, он затрудняет вращательные движения моего замечательного хвостового придатка. Но что делать? Появиться на официальной церемонии без зплатчника — значит вызвать настоящий скандал. Тебя вышвырнут на тротуар, да так, что ты еще и подскочишь.