Меденя
Шрифт:
–Я без тебя здесь умру, ты приедешь только к холодным моим ногам.
Торговец засмеялся:
–Да у тебя и так всегда ноги-то как лёд, похоже ты без меня всегда голодная и крови у тебя нет, прям как лягушка.
Дуся продолжала плакать, а он её успокаивал:
– Ну не плачь, ты же ведь не ребёнок. Без меня как-то жила и сейчас проживёшь. Ну я пойду, мне надо ещё с хорошими людьми попрощаться,– и ушёл.
Дуська перестала плакать, вытерла слезы и лицо её сделалось уже не плаксивым, а злым-презлым. Она стала чертыхаться, проклиная свою внучку и заорала:
– Где ты,
Дуська стукала ложкой по столу. К ней подбежала внучка, и только хотела разинуть рот, чтоб спросить как обычно "что, бабуля, сделать?", как сморщенная ведьма стукнула деревянной ложкой внучке по голове. Та пошатнулась, но не упала, а бабушка продолжала орать:
– Видишь, на столе грязная посуда? Вымой. Поставь на огонь чайник, чаю горячего хочу с пряниками. Сама не трогай ничего, не то руки поломаю.
От удара у Оли в глазах звёзды полетели. Она не заплакала и даже не стала мысленно ругать и проклинать бабушку, смирилась с участъю. И всё думала:
– Я, наверное, в другой жизни была плохая, даже хуже бабушки Дуси, вот поэтому в этой жизни и плачу за грехи прошлые.
Каждый день был похож один на другой, и так долго тянулись эти дни, что, казалось, и вечера не наступит, а ночи как одно мгновение быстро пролетали, что девочка выспаться и отдохнуть не успевала.
Бабушка Дуся сидела за столом на кухне и зло смотрела на внучку, думая как бы ей избавиться от неё, и все же она придумала, что от такой мысли повеселела.
– Что ж я так долго думала?– вслух произнесла, улыбаясь.– Я её на крюк повешу в чулане. И когда соседи увидят её, то подумают, что девчонка от горя сама повесилась, потому что её бабушка уехала с торговцем и её оставила.
Довольная идеей, женщина пошла в сени и, подойдя к двери чулана, открыла. Оттуда пахнуло плесенью:
– Фу ты, как плохо пахнет,– сморщив свой длинный крючковатый нос, громко воскликула Дуська.
–Лето ведь, тепло, а тут сыро?! Зато зимой хорошо было, когда на этом крюке туши козы или поросёнка висели, – женщина засмеялась, представив как висит ненавистная девчонка, и она, её бабка, невиноватая в её смерти.
На полу в углу здесь же лежала верёвка. Дуська её подняла и, встав на табурет, накинула верёвку с петлёй на крюк. Подёргала верёвку:
– Хороша, крепкая! Да и повешенная весит мало, всего лишь 10 кг, наверное,– она хихикнула и пошла звать внучку.– Сволочь, где ты шляешься? Иди ко мне! Бабушка тебя зовет.
Но в доме девочки не было, она появилась со двора.
– Что, бабуля, сделать?– спросила Оля.
Дуська схватила её за руку и потянула чулану. Поставила внучку на табурет, накинула ей петлю на шею. Оля от такого действия бабушки онемела и не успела даже слово произнести, как бабушка ногой пнула табурет и он с грохотом упал на пол, а девочка повисла в воздухе, мотая ногами. А в это время чудом появился торговец Махмуд. Увидев такую жуткую картину, мгновенно оказался возле висящего ребёнка. Правой рукой он вынул сбоку кинжал, а левой подхватил тело бедного ребенка. Кинжалом с одного размаху срезал верёвку. А в это время бабка
– Прости меня! Чёрт попутал, я не виновата!
С силой мужчина ногой от себя пнул Дуську и она повалилась на пол с плачем, а Махмуд снял петлю с девочки, которая, задыхаясь, стала кашлять. Отчаянная женщина снова обхватила ноги Махмуда, но он с силой снова ее пнул ногой и зашагал с несчастной девочкой к выходу на свежий воздух. Дуська вскочила и, шатаясь, побежала за ними, ревя и вопя как зверь:
– Я же тебя люблю, мой Махмуд! Это все ради нас! Я готова даже в ад из-за тебя!
Мужчина, не глядя и не останавливаясь, произнёс грозно:
– Пусть твой шайтан тебя разорвёт на куски, нечисть ты поганая!
Оля всё ещё тяжело дышала и кашляла. У ворот стояла лошадь, запряжённая в телегу, на которой стояли три пустые ящика, два железных, а один деревянный, для будущего товара. Девочка открыла свои глазки, наполненные слезами, и тонкими ручонками обхватила шею Махмуда, когда-то чужого и страшного, а теперь более родного, чем бабушка Дуся.
Оля была в бреду, словно очутилась в прошлой жизни. Рядом с ней – молодая красивая мама и папа. Они её любили и папа целовал в щёки, приговаривая:
– Это мой ребёнок, она похожа на нас обоих.
Мать смеялась:
– Да, ты прав, но она и моя любимая дочка, красавица.
А бабушка в это время бурчала себе под нос:
– Тоже мне, красавица. Вот я в молодости была красавица так красавица, а эта, моя внучка-то просто обезьянка маленькая.
–Мама, ,папа… – стонал ребенок.
Махмуд, глядя на девочку с горечью, спросил:
– Как ты, дочка? Тебе лучше?
Оля молчала и сказать ничего не могла, словно верёвка до сих пор сдавливала ей горло.
А Дуська, громко рыдая, все бежала за телегой, прося прощения у Махмуда:
– Прости меня, грешную.Чёрт меня попутал. А я ни в чём сама-то не виновата. Это всё он.
Торговец положил девочку на мягкую подушку рядом с собой на телегу, взял вожжи, легко стегнул лошадь и та тронулась с места, стуча копытами по твёрдой земле.
Дуська остановилась, запыхавшись, рыдая и проклиная уезжаюших. Она кричала им в след проклятия:
–Сдохните и горите в аду из-за меня!
Махмуд по-татарски сказал что-то в ответ и Оля только одно слово узнала -шайтан.
Головка девочки клонилась от слабости и Махмуд её голову положил себе на колени. Погладил её по волосам, сочувственно произнося:
– Потерпи, дочка, всё будет хорошо. Тебя никто бить не будет, я тебе обещаю.
А девочка была словно в прошлом: лежала в тёплой постели между родителями, а они обняли её и приговаривали:
– Спи, дитятко, спи, родноая. Мы тебя очень сильно любим.
И дочь сладко спала с родителями. А утром мама и папа попрощались с ней, поцеловали её и отец снял с крюка тушу телёнка, понёс на телегу, чтобы продать в городе. Была уже весна и бежали ручейки днём. Ранним утром лужи, замерзшие, покрытые тонким льдом, трещали и хрустели под ногами у прохожих. Родители и дочь не знали, что в последний раз видят друг друга. Они были грустные, особенно мать, даже всплакнула. Муж её пожурил: