Медиум поневоле
Шрифт:
— Саш, да что с тобой? — тон, «ах как я оскорблен», прям до самых гланд.
Наверное, надо раскрыть карты, чтобы он отстал наконец. Задумавшись где-то с минуту просто смотрю ему в глаза, пытаясь найти далекий свет сожаления или раскаяния. Да, это моя личная убогая теория, я думаю, что в каждом человеке есть свет. Кто-то сияет ярко, озаряя все и всех вокруг добром и радостью, ну вот есть такие люди, после общения с которыми ты становишься капельку счастливей. В других маленькое личное солнце освещает лишь внутренний мир человека, делая его хоть и не компанейским добряком, но очень
— Видишь ли Константин, мне стали известны подробности твоего разговора, а также зажиманий с Настюшей Смирновой в аудитории 302 б. Поэтому отвалил от меня на хрен! — рявкнула в стиле мэтра Картона.
— Ты подслушивала? — его глаза бегают, а губы белеют.
— Не совсем так, — отвечаю уклончиво. Чисто технически подслушала Александра, а не я и ему знать об этом не обязательно.
Парень стоит озадаченный и смотрит по сторонам, пытаясь найти подсказки что же говорить дальше. Стены молчат и не желают подкидывать годных вариантов.
— Ну вот и выяснили, — говорю весело и хлопаю его по плечу, — А теперь дай пройти и не мозоль глаза больше.
Я уже говорила, что триумфальная походка у меня получается отменно? Ухожу, вскинув голову, не торопливо как на прогулке.
На второй паре как ни вглядываюсь в слайды, с полотнами голландцев, ни праста ни других тварей больше не замечаю.
Следующие занятия — рисунок.
Они проходят в большой светлой мастерской, в которой расставлены мольберты, доски и специальные парты с наклоном. Костя ожидаемо со мной не садится, молодец хороший мальчик, внял. Поэтому сегодня я занимаю целую парту. Очень на руку, вдруг сейчас опозорюсь, так хоть по-тихому.
Тема занятия, мужской портрет. Инструмент — карандаш. Все просто и понятно, но не для меня. Петр Алексеевич наш преподаватель садится за свой стол и утыкается в графический планшет.
Так, ну кого рисовать для меня не вопрос. Но вот как? Закрываю глаза и вспоминаю одно счастливое утро. Мы валяется с любимым в постели, выходной день, Питер у родичей и комната наша на два дня.
Солнечный свет заливает комнату. Играет на золотых кудрях парня. Маркус лежит на спине закинув руки за голову, расслабленный и счастливый. Я пристроилась рядом на животе, поднявшись на локтях всматриваюсь в родное лицо. Пальцем провожу по кругу от подбородка до лба и обратно.
Рука с карандашом намечает овал.
Потом веду сверху по линии носа до губ, прохожу пальчиками над бровями. Карандаш делает разметку лица, крест-накрест.
Марк щурится как довольный кот, а я все не прекращаю легонько касаться его лица. Мне кажется, на кончиках пальцев поселилась любовь, и я аккуратно наношу её как невидимую краску на загоревшую кожу. Ощущаю на себе взгляд, и в нем чудится вся нежность мира. Хочу запомнить его таким. Счастливым и безмятежным, полным любви и ласки.
Возвращаюсь в реальность, рука как будто сама наносит штрихи и линии, где-то затирая пальцем. Постепенно
— Превосходно Александра, очень яркий типаж, это живой человек или из телевизора?
Он забавный, всегда спрашивает не из телевизора ли? Очень яро наш мастер не одобряет гаджеты и ТВ, при этом не отлипая от своего планшета. Подзывает остальных ребят и на моем портрете, как на примере указывает основные особенности и нюансы мужского портрета.
— Кто-это? — спрашивает Костя ревниво.
— Это мой …,- с губ рвется любимый, но вовремя отдёргиваю себя. — мой знакомый.
— Знакомый, — тянет Петр Алексеевич, — А пригласите-ка его к нам натурщиком, очень фактурный типаж, приговаривает с восторгом. — Уж вам то Александра не откажет, — улыбается так понимающе лукаво, как будто подсмотрел картинку целиком, и смятую постель и обнаженный торс и пылинки в солнечном луче.
— Он уехал, — говорю сухо.
Внутри опять поднимается буря. Никогда, никогда я его не увижу больше. Не узнаю, как сложилась его судьба. Боль возвращается. Вонзается иглами в сердце, я уговариваю себя, что возможно останься я в Элирии мои страдания были бы еще сильней.
После пар вымаливаю у мастера свою работу, обещаю принести похожий на следующие занятия. он долго упрямится, в итоге сдается, подкупленный моим обещанием оформить стенгазету ко дню студента. Ну не могу я отдать свой первый рисунок, не могу и все тут.
Так начинается сборник рисунков «моя Элирия». Позже он дополняется и ширится, я рисую родные лица, бабушку Элинор и Магду, Мелинду и Эрика, угрюмого Кельвина других ребят из академии, многих преподавателей и конечно Маркуса. По последнему можно открывать отдельную выставку рисунка, так много его портретов. Как же я скучаю!
В коллекцию идут намётки с эскизами будущего тату. Решила уродливый шрам от запястья по предплечью закрыть рисунком. Было много вариантов, но я остановилась на символе некромантов, ритуальном клинке, оплетенном зелёной змейкой. В коллекцию попадает и мой дневник на элирийском, в нем я пишу заметки о новом мире, свои наблюдения и выводы.
Отдельное исследование касается Босха и изображению праста на его полотнах. При изучении его биографии выяснилось, что некоторые сюжеты своих картин гениальный живописец видел во сне. Итак, мог ли ему присниться праст? Остальные твари на его картинах тоже из других миров? Или наши соседи с Элирии только жившие пять столетий назад. Вопросы, вопросы.
Глава 10. Мертвец
В один солнечный и морозный день после пар, нужно было забирать конспект для Тани у ее одногруппницы. Танюша моя умудрилась так вывернуть конечность, что передвигается по дому с трудом и прискоком.
Я становлюсь ее ногами за пределами родного периметра. Сегодня вот заслана за конспектом в Тьмутаракань. Отшельница-сокурсница Лариса живёт почти на окраине.
Но район тут колоритный ничего не скажешь. Эдакий местный Беверли Хиллз, только немного уставший и запущенный.