Медиум
Шрифт:
– Согласиться? – ее глаза наполнились слезами, – Скотина ты неблагодарная, Вадим. Сам продиктовал телефон своего приятеля из милиции. Я позвонила ему в восемь утра, он меня обматерил, но мы поговорили, сказал, что в десять ты выйдешь на свободу с нечистой совестью, назвал координаты места, где произойдет это уникальное событие – переулок Монтажный, 42, изолятор временного содержания главного управления милиции. Я подъехала за полчаса, дождалась, ты вышел, я собралась выезжать, а тут эти ублюдки вывернули, стали по тебе стрелять…
Не надо быть прожженным физиономистом, чтобы видеть, как она потрясена.
– Прости, – он решил идти до
– Не-ет… я знала, что ты так подумаешь… – она заревела, стала размазывать слезы кулачками, а он растерялся, не знал, как себя вести, начал ерзать, едва не перелез на ее сиденье, прижал к себе.
– Успокойся, – шептал он, – Войди в мое положение…
Он терпеливо ждал, пока она успокоится, приводил какие-то аргументы, просил ответить на простые вопросы, простить за манию преследования. Лечиться надо, Гордецкий! Нет, не улыбалась она, когда его схватили менты, заломили белы рученьки и потащили в свои казематы. Да, подняла «таблетку», всплакнула, пошла в дом. Не звонил ей никто. Добрела до квартиры, вслед за ней вознесся сотрудник уголовного розыска – между прочим, очень вежливый, попросил ответить на ряд вопросов, уверив, что претензий лично к Елизавете Павловне у органов нет. Она ответила на все вопросы, ей и в голову не могло прийти, что она связалась с уголовником. Ни на кого она не работает. Никто ее не помещал специально в палату, где лежал больной Гордецкий. Ее биография чиста и невинна – лишь несколько сомнительных связей… ну, подумаешь, работает немного не по специальности (на то имеются жестокие жизненные причины) и выглядит несколько моложе своих лет…
– А сколько тебе? – поинтересовался Вадим.
– Двадцать восемь, – всхлипнула Лиза, – Ты не волнуйся, молочные зубки у меня давно выпали… – она подняла дрожащее лицо, – Ты форменный сумасшедший. Ничего не хочешь рассказать? Раз уж связался со мной…
Он многое хотел рассказать. Странный выдался момент, ему стало совершенно безразлично, работает ли на кого-то эта девушка. Покушение было не разыгранное (пули у лица свистели вполне убедительно), и спасла она его не по сценарию. Он взял ее лицо в мозолистые ладони, вдумчиво поцеловал в надутые губки.
– Расскажу. Это будет самый ужасный ужас в твоей жизни. Сейчас мы запаркуем твою каракатицу поближе к мусорной свалке и поедем в Заельцовский парк. Там есть одно уютное местечко, где можно отсидеться, поговорить… и вообще. Дай-ка мне телефон.
Павел Фельдман, услышав однокашника в трубке, взвился выше флагштока.
– Гордецкий, твоя необязательность переходит все границы! Когда ты должен был позвонить? Я тут, понимаешь, в поте лица работаю по его делу…
– Опади, – посоветовал Вадим, – Во-первых, моего дела в природе не существует. Во-вторых, я полчаса назад вышел на свободу… с чистой совестью, и меня снова чуть не убили. В третьих, к вечеру я буду у тебя, диктуй адрес. В четвертых, я буду не один…
– Может, мне ковровую дорожку заказать? – ядовито осведомился Фельдман.
В детективном агентстве «Арчи Гудвин» было тихо, мирно, ничто не говорило о том, что в городе протекают кровопролитные сражения. В приемной упитанная секретарша с привлекательным личиком (килограмм девяносто красоты) тихо резалась в «Симпсонов». Битву искусственного интеллекта с натуральным неназойливо оттенял второй включенный компьютер, предназначенный для работы – в открытом окне модного офиса «Виста» рябили какие-то
– Господи, бывает ли в этом мире почта без спама?
– Голубиная, мэм, – сказал он тихо.
– Ой, – сказала симпатичная дама, развернулась вместе с креслом, закрыв впечатляющей грудью придурковатых Симпсонов, – По-видимому, здравствуйте?
– Выходит, так, – согласился Вадим, покосившись на Лизу. Девушка визуально обрабатывала параметры секретарши и завистливо вздыхала.
– Вы Гордецкий, – приветливо улыбнулась секретарша, – Я вас сразу узнала, Павел Викторович так подробно вас описал. Вы маленький, лысый, хромой, косите правым глазом и пользуетесь слуховым аппаратом. Проходите, пожалуйста. Он, наверное, вас ждет, – дама снисходительно покосилась на осиную талию его спутницы и задрала нос.
Это радушное «наверное» оказалось точным попаданием. В кабинете «гениального» сыщика было нарядно, чувствовалось, что работает здесь человек основательный, самолюбивый, ценящий гармонию и порядок, но встретил посетителей широкий, обтянутый штанами зад, торчащий из-за отодвинутого дивана.
Вошедшие недоуменно переглянулись.
– Так вот ты какой стал, – пробормотал Вадим.
– Excusez-moi?… О, простите, это было не лицо, – мягкое место завозилось, заерзало, сменилось широкой, как блин, продувной физиономией, – На заметку археологу, называется, – Фельдман засмеялся, – Самые интересные находки обнаруживаются за отодвинутым диваном. Чего тут только нет.
Он выгреб колпачок от ручки, вполне еще пригодный презерватив, диплом об окончании высшего учебного заведения и скомканную купюру в пятьдесят евро.
– Ты искал диплом? – предположил Вадим, – Или заначку на черный день?
– Нет, вот это, – он вставил колпачок в элегантную шариковую ручку. Лиза засмеялась. Фельдман расцвел.
– О, мадемуазель… – подлетел, облобызал ей руку, небрежно сунул Вадиму лопатовидную ладонь, – Ну, и тебе привет, Малыш, – подвел Лизу к монументальному кожаному креслу, заботливо усадил, с интересом поедая глазами, – Очень рад, что вы посетили наше скромное заведение. Как говорится, самые дорогие услуги самого низкого качества…
– Как Эльвира? – машинально буркнул Вадим.
– Отлично, – не смутился Фельдман, – Тебя не вспоминает. Цветет, пахнет, поправилась, но это правильно, большому кораблю, как говорится – большую кораблиху, – Фельдман гордо расправил плечи. Потом подумал, сник и махнул рукой, – Скандалы, упреки, обвинения, квартальные циклы. Предлагаю отметить нашу встречу.
– А что такое квартальные циклы? – спросил Вадим.
Фельдман с сомнением покосился на Лизу в кресле, которой тоже стало интересно, поманил Вадима, шепнул на ухо:
– Раз в три месяца ей хочется секса…
Вадим засмеялся.
– Так не честно, – надула губки Лиза.
– Хорошо, давайте обмоем нашу встречу, – он вспомнил, что общество делится на обывателей и обмывателей, извлек из пакета российский коньяк.
Фельдман посмотрел на него с каким-то мистическим ужасом.
– Дареному коньяку на звезды не смотрят, – на всякий случай сказал Вадим.
– Смотрят, – Фельдман твердой поступью направился к бару из игристого непроницаемого стекла, выставил невероятной стоимости джин, загремел посудой. Вопросительно глянул на Лизу, – Дама предпочитает что-то менее огненное?