Медиум
Шрифт:
– Не наше, конечно, дело, – вкрадчиво сказал Фельдман, – Но хотелось бы знать, какое место занимает алкоголь в вашем творчестве?
– Сорок процентов, – буркнул Басардин, покосился на хама, – Совмещается, молодой человек, не думайте. Так было не всегда. Хорошо, – он закрыл талмуд, отставил фляжку, – У вас имеются конкретные предложения?
– Можно выйти на человека, сотрудничающего с вашим зловещим «юристом», – сообщил потрясенной аудитории Павел, – Хорошенько подумайте, Анатолий Павлович, стоит ли это делать. Может, лучше подождать, пока все закончится естественным, так сказать, летальным образом?
Композитор
– Шуточки у вас, молодой человек. Но удивили. Так быстро выйти на что-то конкретное…
– Практически не выходя из дома, – приврал Фельдман, дотянулся до чистого стакана на подносе, плеснул минеральной воды. Скрипнула дверь, в проеме образовалась и тут же пропала Полина Юрьевна. Она хотела что-то сказать, но не сказала.
– Вы начали копать, – заметил Басардин, – А будете копать дальше, об этом узнают, и последуют оргвыводы. Уже сам ваш приезд в мой дом… Признаться, с тоской ожидаю телефонного звонка.
– Можем не тревожить вас своим присутствием, – пожал плечами Вадим, – если считаете, что наша встреча была ошибкой. Решайтесь, Анатолий Павлович. Протянем время – сядем в лужу. Мой друг имеет связи в этой стране, через два часа мы можем вывезти вас и ваших домашних в безопасное место. Специально обученные люди найдут вашего внука, позаботятся о его безопасности. Другие обученные люди займутся расследованием…
Старик погрузился в тягучую задумчивость, откуда его вывел пронзительный вой машины под окном.
– Посмотрите, пожалуйста… – он вздрогнул, просительно уставился на Фельдмана. Павел подпрыгнул к подоконнику, отогнул штору. Застыл. Закололо под лопаткой. Какого черта? Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу?
– Что там? – нетерпеливо спросил Басардин.
– Зеленый спортивный «Дьяболо», – отчитался Фельдман, – Машинка староватая, пыхтит, как паровоз, лично я бы с удовольствием поменял такую на швейную. Собирается таранить ворота, Анатолий Павлович, это ничего? Ага, появляется несостоявшийся Гастелло… Развязный юноша. Развязная девица… Мать честная, разве это юбка?… Общаются с охранником, охранник делает такое лицо, словно его ужалила пчела, открывает ворота…
– Александр приехал, – шумно выдохнул Басардин, – На ловца, как говорится… Даже не знаю, господа, радоваться или нет. Этому паршивцу опять понадобились деньги, иначе он бы не приехал.
События покатились, как угловатый камень с крутой горы. Встреча родственника проходила в неформальной, «дружелюбной» обстановке. Пыхтящий «Дьяболо» (нехорошие какие-то ассоциации со словом) подъехал к крыльцу. Обитатели дома уже спустились в холл.
– Нормальная машина, – бормотал Вадим, вспоминая свою «копейку» (джип Жанны не в счет), – Неплохо, должно быть, развивает…
– Сколиоз она развивает, – буркнул Павел, – Была у меня такая. В ней даже сексом заниматься проблематично. Итак, нас ждет заводная семейная сцена.
Как в воду глядел. То, что внук – развращенный, избалованный ленивец, было видно невооруженным глазом. Худой, с невероятно подвижным лицом, в зачумленной футболке, мятых джинсах, кедах без шнурков с вывернутыми языками. Девица еще краше: костлявая, как смерть, нечесаная, короткие косички в форме рожек, маечка насилу прикрывала скромные интимные детали. Миловидное (если отвлечься от остального) личико пикантно украшали пигментные пятна, на что немедленно
Старик был прав, внучок переживал перманентный финансовый крах. К тому же, его персоной заинтересовалась полиция – в связи с арестом мелкого драг-дилера в одном из заведений Магдебурга, которому очень не хотелось париться в кутузке, и он с энтузиазмом сдавал приятелей. Внучок хотел разжиться энной суммой и укатить на время с глаз долой – в Марсель, например. В отпуск, так сказать. Об этом, сдерживая слезы, шепотом поведала Полина Юрьевна.
– В отпуск надо брать телок покрупнее, – рассудительно изрек Фельдман, – От них тень больше… Господи правый, ты посмотри, Вадим, как они тут крыльями размахались. А девица-то куда лезет?
Развалившись в кресле, они угрюмо наблюдали, как не понимающий русского языка (взрастили явно не в семье) внук Александр возбужденно общается с бледнеющим дедом. Девица висла у приятеля на шее, потом ей это наскучило, она уселась на подоконник и стала критически разглядывать русских гостей. Особо теплых чувств те не вызвали, девица фыркнула, задрала нос. Старик пытался что-то втолковать непутевому родственнику, в ломаном немецком звучало слово «полиция», но общались они на разных языках: внучок ругался, старик бледнел. Потом он бросил несколько отрывистых слов, побрел наверх. Внучок махнул своей спутнице, пристроился в хвост. Девица слезла с подоконника, блеснув трусиками, устремилась за парнем, едва не сбив стекающую с лестницы Клару Леопольдовну.
– Хольгер, проконтролируйте мужчин, – попросила Полина Юрьевна, присаживаясь рядом с гостями, – Они опять разругаются, и Анатолию Павловичу придется вкалывать сердечное… – она проводила слезящимися глазами уходящего Хольгера, потрясенно покачала головой, – И кого воспитали на свою голову… эгоист, бессовестный, бессердечный паршивец… Laffe… Schurke… – она непроизвольно переводила свои же слова на немецкий, – Где он находит этих вульгарных девиц… А это, говорит, Гертруда, бабушка, познакомься, она мне как сестра, мы переспали всего пару раз, ха-ха… И как хватает совести такое говорить?
– Неприятно, Полина Юрьевна, – сочувствовал Павел, – Мне кажется, в ваших родственных отношениях наметилась какая-то напряженность…
Клиника процветала. Наверху что-то упало, покатилось. Взвизгнула девица. Закричал мужчина.
Вот это да, – оценил Фельдман, – У нашей девочки, кажется, выпали молочные зубки.
– О, Мадонна… – подалась вперед Полина Юрьевна, – Только это не это. Почему он не хочет дать денег этому паршивцу и выставить за порог?
– Точно, – хлопнул себя по лбу Фельдман, – А я, дубина, не могу понять, что в них не так. Ломка после вчерашнего! Заносит уже не по-детски! А что будет дальше?