Медная пуговица
Шрифт:
Начать следовало с Эдингера, и, если мой незнакомец не подослан гестапо, я надеялся до чего-нибудь договориться и даже сослаться затем на Эдингера, чтобы оправдать свое отсутствие в глазах Янковской.
Я с утра созвонился с Эдингером по телефону, и на этот раз мне не пришлось заходить в комендатуру, меня ждали у подъезда и тотчас проводили к нему: очевидно, мистер Блейк серьезно интересовал немцев.
– Господин обергруппенфюрер, я много думал над вашим предложением, – заявил я ему с места в карьер.
– Отлично, – одобрил
– Я думаю, мне следует активизироваться, – продолжал я.
– Это тоже правильно, – согласился Эдингер.
– Поэтому я хотел бы иметь немного больше свободы.
Эдингер испытующе посмотрел мне в глаза.
– Выскажитесь, – попросил он. – Я не совсем понимаю, чего вы хотите.
– Не скажете же вы, что я предоставлен самому себе? Вы ведете за мной очень тщательное наблюдение.
– Нет, не скажу, – согласился Эдингер и, подумав, откровенно признался: – Мы изучаем вас, но я не сказал бы, что очень тщательно. Некоторые из ваших девушек работают у нас, но… – Он провел рукой по столу, как бы смахивая невидимые крошки. – Но все это не то. – На его лице появилось мечтательное выражение. – Девушки!.. Я не знаю, чем вы там с ними занимаетесь, но не думаю, что ради них вы провели в Прибалтике несколько лет. – Он повел усиками, точно таракан. – Вы хороший конспиратор, господин Блейк. Я должен признаться, мы не знаем о вас ничего существенного, поэтому мы и решили установить с вами контакт.
Я мысленно поблагодарил своих посетительниц; надо полагать, они добросовестно информировали немцев о наших свиданиях, и так как, по существу, им нечего было обо мне сказать, немцы считали, что я хорошо скрываю от них свою истинную деятельность.
– Так о какой свободе вы говорите, господин Блейк? – поинтересовался Эдингер.
– В данном случае о свободе передвижения, – сказал я. – Я буду откровенен с вами, господин обергруппенфюрер. Вы буквально блокировали меня в Риге, а мне необходимо связаться с Лондоном.
– Кто же вам мешает? – любезно осведомился Эдингер. – Вы так ловко устраиваете свои дела…
– Вот поэтому-то я и не могу выполнить свое намерение, – с досадой подчеркнул я. – Не считайте меня мальчиком. Если бы я держал рацию у себя дома, вы давно бы меня запеленговали. В том-то и дело, что моя рация заморожена.
– Ваша рация в Риге? – поинтересовался он.
– В окрестностях Риги. Я хочу снестись с Лондоном, возникнуть, так сказать, как феникс из пепла. Возможно, там меня даже похоронили. А потом… потом мы продолжим наш разговор…
Эдингер снова пошевелил своими усиками.
– Вы толковый парень, Блейк, но вам не удастся меня провести, – самодовольно произнес он. –Я знаю, о чем вы будете говорить с Лондоном. Вы скажете, что вас вербует немецкая разведка. – Он хитро посмотрел на меня, желая знать, какое впечатление произвели на меня его слова. – Но мы… мы не возражаем против этого. – Легкий смешок вырвался у него. – В этом есть своя логика. Запрашивайте, запрашивайте
Я молчал, как бы пораженный проницательностью своего будущего шефа.
– Поэтому отправляйтесь и размораживайте свою рацию, – продолжал Эдингер. – С моей стороны помех не будет.
– Но я не хотел бы, чтобы меня сопровождали невидимые спутники. Доверие за доверие, господин обергруппенфюрер. Или вы доверяете мне, или вряд ли мы с вами договоримся.
Эдингер добродушно засмеялся.
– Вы все хитрите, Блейк, вы боитесь, что я воспользуюсь вашей рацией помимо вас. Но я действительно считаю вас своим коллегой и окажу вам доверие: мы освободим вас от наблюдения.
Разумеется, он мне нисколько не верил.
– Итак, вы можете ехать куда хотите, – согласился Эдингер и предусмотрительно добавил: – В радиусе… в радиусе… ну, скажем, сорока-пятидесяти километров… – Он опять посмотрел на меня со всем возможным добродушием. – Надеюсь, вы не захотите бежать? – И сам тут же ответил: – Нет, вы достаточно благоразумны. Во-первых, вам не прорваться, во-вторых, в этом нет смысла…
Он был убежден, что разведчик такой квалификации, как Блейк, не захочет выйти из игры.
– Я попрошу вас еще об одной любезности, – небрежно сказал я. – Я скажу госпоже Янковской, что уезжаю из Риги вместе с вами.
Эдингер ответил вопросом:
– Побаиваетесь ее?
Я пожал плечами.
– Не слишком, но не хочу посвящать ее во все дела.
– Вы умница, Блейк, – похвалил меня Эдингер. – Вы понимаете, что никто в Риге не осмелится интересоваться мною. – И доверительно добавил: – Эта дама малосимпатична, и я бы давно прибрал ее к рукам, но у нее сильные покровители…
Подробнее он не высказался.
– И еще одна деталь, господин обергруппенфюрер, – обратился я к Эдингеру, пользуясь его хорошим настроением. – Какой-нибудь документ, пропуск, который я смогу предъявить, если мною кто-нибудь заинтересуется.
– О, это не представляет трудностей! Я выдам вам корреспондентский билет. Вы будете художником местной газеты…
Он отдал распоряжение приготовить для меня удостоверение, и я, не заходя ни в какие редакции, получил его тут же, в канцелярии.
Удача моих переговоров объяснялась тем, что у Эдингера не возникло ни малейшего сомнения в подлинности Блейка!
Встретившись с Янковской, я сказал, что ненадолго уезжаю из города.
– Мне понадобится машина. Я буду признателен вам, если вы отдадите ее сегодня в мое распоряжение.
– Что ж, машина ваша, вы вправе ею распоряжаться. Но куда это вы собрались?
– Недалеко, – лаконично ответил я. – Хочу немного проветриться на лоне природы.
Янковская испытующе посмотрела на меня.