Медноголовый
Шрифт:
— Разрешите мне допросить с применением масла Вебстера. — обратился к начальнику Гиллеспи.
— Нет. У нас другие планы на мистера Вебстера.
— А женщину, которую арестовали с ним?
— Тем более нет. Не хватало, чтобы северные газеты взвыли, что мы женщин пытаем слабительным.
С улицы донеслась музыка, и майор подошёл к окну кабинета. По Франклин-стрит внизу под звуки полкового оркестра маршировал пехотный батальон. Армия Джонстона, наконец, начала перебираться помалу от Калпепер-Куртхауса на оборонительные рубежи у столицы. Половина должна была усилить группировку Магрудера под Йорктауном, остальные размещались восточнее и севернее Ричмонда.
Оркестр
— Мы, что, выпустим Старбака? — убито поинтересовался Гиллеспи.
— Можем привлечь за взяточничество. — рассудил Александер, — Только надо его отмыть и подкормить. Нельзя же тащить пред светлы очи трибунала человека, выглядящего, как живой труп.
— А настоящего изменника где нам искать? — спросил лейтенант, подходя ко второму окну.
— Ради ответа на этот вопрос, Гиллеспи, мне придётся побеспокоить дьявола. Или, если не самого Вельзевула, то одного из его заместителей точно.
Александер вспомнил назвавшегося Джону Скалли отцом Малрони старика и поёжился. Вернувшись к своему столу, майор тяжело вперился в висящую на стене карту Виргинии. Если янки возьмут Йорктаун, Ричмонду тоже конец, думал майор. Северяне пройдут оборонительные линии у столицы, как нож сквозь масло. И что будет с Конфедерацией? На западе Борегар понёс тяжёлые потери у местечка под названием Шайло и отступал [6] . И южные, и северные газетчики расписывали это сражение, как победу своих военных, но северянам в данном случае Александер верил больше. Скоро ли им представится повод раструбить о победе Севера в Виргинии?
6
У Шайло 6 апреля 1862 года армия южан под командованием однофамильца Джозефа Джонстона генерала Альберта Джонстона и героя Манассаса Пьера Борегара атаковали войска северян под началом генерала Гранта с целью отбросить их от реки Тенесси. Упорно обороняясь, Грант дождался подкреплений, и 7 апреля сам контратаковал. Южане отступили. Прим. пер.
— У вас никогда не бывает ощущения, лейтенант. — медленно роняя слова, осведомился Александер, — что Юг обречён?
— С чего бы? — удивился Гиллеспи, — Наше дело правое. Господь за нас.
— Ну да, ну да… — вымученно улыбнулся майор, — О Господе-то я как раз позабыл.
Затем он взял со стола шляпу и отправился к дьяволу. Или, по крайней мере, к одному из его заместителей.
7
Конвой явился в камеру Старбака затемно. Проснувшись от того, что с него грубо сбросили одеяло, Натаниэль заорал в ужасе. Конвоиры, не чинясь, выгнали
Старбака привели в кордегардию, где чернокожий кузнец сбил с его лодыжек кандалы. Картонные карточки в деревянной раме «вечного» календаря на столе показывали 29 апреля 1862 года, понедельник.
«Вечный» календарь
— Как ты, парень? — спросил сержант, сидящий за столом, — Как твой желудок?
— Пуст и саднит.
— Тем лучше. — загадочно сказал сержант со смешком, отхлебнул из кружки, скривился, — Поганый кофеёк из жжёного арахиса. На вкус, как дерьмо Линкольна.
Старбака отконвоировали во двор. Без тяжести кандалов на лодыжках ноги взмывали неестественно высоко, и походка Натаниэля со стороны, наверно, выглядела преуморительно. Старбака впихнули внутрь чёрного тюремного фургона, запряжённого единственной клячей с шорами на глазах.
— Эй, куда меня?
Вместо ответа солдаты захлопнули дверь. Скрипнули под их тяжестью запятки, хлопнул кнут, и фургон тронулся с места. Ни окон внутри, ни ручки на дверце не было. Была скамья — доска, установленная поперёк экипажа.
Снаружи проскрежетали открываемые ворота. Фургон перекатился через канаву и выехал на мостовую. Старбака трясло и кидало в тёмном нутре кареты, но занимал его один вопрос: какое ещё несчастье судьба готовится обрушить на его голову?
Менее чем через полчаса экипаж остановился, и дверь распахнулась.
— Вымётывайся, янки.
Выбравшись из фургона, Старбак осмотрелся. В слабом предутреннем свете взору его предстал Кэмп-Ли, бывшая ярмарочная площадка западнее Ричмонда, ныне превращённая в огромный военный лагерь.
— Туда. — указал конвоир куда-то за фургон.
Старбак повернулся и окаменел. Понять, что за сооружение перед ним, труда не составляло, но сознание миг-другой отказывалось понимать, скованное ужасом.
Виселица.
Свежесколоченный помост метров трёх в высоту, на котором была установлено само орудие казни с верёвкой, петля которой почти лежала на люке в настиле. Наверху, у верхней ступеньки лестницы, курил трубку бородач в чёрной рубашке, чёрных же брюках и не очень чистой белой куртке.
У эшафота толпились военные. Они дымили сигарами, переговаривались, брезгливо поглядывали на Старбака, и под их взглядами он вдруг остро прочувствовал, как грязна его сорочка, как заскорузлы подпоясанные верёвкой штаны, как воняет от его немытого тела. Ноги его, обутые в безразмерные башмаки, покрывала корка струпов на местах, откуда сняли кольца кандалов, волосы были сальными и нечёсаными, борода отросла.
— Старбак? — уточнил у него усатый майор.
— Да.
— Встаньте там и ждите.