Медные колокола
Шрифт:
На улице, несмотря на утреннее солнце, подернутое сегодня слабой дымкой, оказалось гораздо холоднее, нежели накануне. Резкий ледяной ветер норовил забраться к нам за пазуху, и Ванька уже не делал попыток расстаться с меховым кожухом. Степан съежился в седле, распушив для тепла шерсть. Мальчик сперва сочувственно посматривал на озябшего кота, а потом решительно порылся в своей котомке и, достав оттуда свалявшийся обрывок какого-то не то платка, не то одеяла, укрыл им зверька, не забыв тщательно подоткнуть края, чтобы их не трепал ветер. Обалдевший от заботы Степка даже и не подумал отказываться.
Горыныч от аналогичного предложения отказался, но на мальчика посмотрел с уважением.
День перевалил за полдень, и солнце с подозрительной готовностью покатилось вниз под горку, когда поля закончились, и наш маленький отряд углубился в лес. Ветер утих, и мы немного расслабились. Не то, чтобы мы обвыклись с отсутствием зверья и птиц вокруг нас - вряд ли к такому вообще можно привыкнуть. Но вместе с тем можно было хотя бы особо не опасаться встречи со стаей отощавших волков.
По обеим сторонам хорошо утоптанной дорожки теснился темный ельник. В некоторых местах деревья росли так близко друг к другу, что образовывали почти сплошную стену. Подлеска тут почти не было.
– В березовом лесу тянет жениться, а в еловом – удавиться!
– процитировал народную пословицу Степка, недовольно оглядываясь по сторонам.
– Ой-ой-ой, - насмешливо каркнул Горыныч, - да тебя тянет жениться даже на вершине сосны!
– Уж кто бы говорил! – фыркнул кот, впрочем, нисколько не обидевшись. Напротив, приосанился…
Судя по карте, этот лес тянулся на добрый десяток верст. По крайней мере, так было лет двести тому назад…интересно, удастся нам до сумерек выйти хоть к какому-нибудь жилью?
Вдруг Степан насторожил свои уши, украшенные темными кисточками, являвшимися предметом его гордости.
– Справа от дороги кто-то стонет.
Мы дружно прислушались. Ничего. Но кот упорно стоял на своем: неподалеку от нас кто-то был. Пришлось Горынычу лететь на разведку.
Очень скоро старый птиц вынырнул обратно на лесную дорогу локтях в ста пятидесяти позади нас и прокаркал:
– Давай все сюда, за мной! Там конь!
Ха! Легко сказать! Летать мы как-то не удосужились научиться, а пробраться сквозь тесно растущие ели мог только Степан, что любопытный кошак и сделал, шмыгнув в чащу вслед за грачом.
Сперва мы с Ваняткой и Тинкой довольно долго искали хоть относительный просвет в живой стене, а потом продирались через лишь совсем чуть-чуть поредевшие заросли вслед за нашим авангардом. Горыныч улетел вперед, а кот то и дело выскакивал нам под ноги, не переставая возбужденно тараторить:
– Славочка, там конь в овраг свалился! Давай скорее, ему помощь нужна!
Крепко исцарапанные, мы наконец выбрались на край неглубокой, аршин в шесть-семь, узкой балки с крутыми, почти отвесными стенами. На дне расщелины лежал снег, из-под которого то тут, то там пробивался шустрый лесной ручей, собиравшийся, как видно, вскоре этак на пару седмиц изменить свой статус до бурной речки, вобрав в себя талые воды.
В одном месте узкое размытое дно балки немного расширялось и образовывало отмель, на которой, вытянув в сторону
Цепляясь за торчащие из земли корни, я скользнула вниз по склону, благо, высота была небольшая. Горыныч со Степаном последовали за мной. Тинка с Ванятой остались ждать моих указаний наверху.
Я присела на корточки около головы жеребца. Он серьезно посмотрел на меня, тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза. Немного осмелев, я погладила длинную влажную челку, черной волной стекающую по его лбу.
– Хороший, хороший мальчик, - пробормотала я, ощупывая ноги коня, - не бойся, мы тебе сейчас поможем. Как же тебя, милый, угораздило вообще сюда попасть? Искал воду?
Конь слегка пошевелился, не делая, впрочем, резких движений.
Так, кости целы, суставы и сухожилия тоже. Каких-либо ран и видимых повреждений тоже, вроде, не наблюдается, а вот признаки переохлаждения и переутомления налицо. Теперь, узду надо сейчас же снять. Взнузданная лошадь не может есть, не удивительно, что бедный конь так отощал. Впрочем, в этой балке никакой подходящей пищи всё равно не наблюдалось.
Отстегнув удила, я первым делом попыталась напоить животное, набрав воду в ручье с помощью кожаного походного ведра, сброшенного мне Ваняткой. Ясное дело, почти всё пролилось мимо, однако, что-то и в рот попало, и мне показалось, что глаза жеребца заблестели чуть ярче.
– Ты мой умница, - приговаривала я, - ты мой молодец, а скушай-ка пирожок (это я припрятала для Ваньки), вот так… а теперь мы с тобой поедим вкусного овса….
Конь захрупал ссыпанными ему в рот зернами. Затем поднял голову и фыркнул.
– Давай, мой хороший, вставай, мальчик, - я натянула повод недоуздка. Сверху мелодично заржала Тинка. Конь насторожил уши, всхрапнул, подобрал под себя ноги, и, перевернувшись, попытался встать.
И не сумел. Ему почти удалось распрямить передние ноги, но сил разогнуть ещё и задние у него уже не было. С протяжным вздохом он вновь согнул дрожащие от слабости колени и опустился животом на снег.
Однако я не собиралась отчаиваться. Подняв бедную животинку из положения «на боку», я уже достигла неплохого результата: теперь найденыша можно было как следует напоить и немного покормить.
Конь с готовностью хрустел овсом, а я тем временем пыталась сообразить, как, во-первых, его поднять на ноги и, во-вторых, вытащить из оврага. Вторая задача, похоже, вообще не имела решения: склоны оврага были слишком круты даже для козы, а выше и ниже по течению ручья громоздились такие густые заросли ивняка, что сквозь них и Степке не проскочить. Их, конечно, можно попытаться вырубить, но вот что нам это даст? Неподалёку, саженях в двадцати от нас, небольшой участок склона был пониже и более пологий; спуститься по нему, не переломав ног, конь, похоже, сумел. А вот вскарабкаться обратно не вышло...