Медный король
Шрифт:
– Кто ты такой? – резко спросил старый нагор.
– Сперва скажи, кто ты. Слуга Императора, младший гражданин Империи без права носить оружие? Или тебе позволят оставить твои мечи, если ты признаешь власть наместника?
Кто-то из молодых, стоявших сзади, ударил его ногой по затылку. Это был всадник, он носил тяжелые сапоги, Развияра швырнуло вперед, и перед глазами вспыхнули огни. Он чуть не упал лицом в костер, едва успел откатиться. Кожа, обожженная еще у гнезда огневухи, загорелась снова.
– Назад, Гонец, – прорычал вождь. – Тебя растили,
– Точно. Мы следили за ним от самой границы, – сказал молодой зверуин, которого звали Свет.
Развияр, скрипнув зубами, поднялся опять на колени. Сел на пятки:
– Скажи, вождь. Ты служишь Императору?
– Надо было отрезать ему язык, – зло сказали за его спиной.
– Если отрезать язык, как его допрашивать? – возразил другой голос. – Пусть сказал бы, сколько людей в замке, ждут ли подмогу…
Развияр поморщился от боли в боку:
– В замке не так много людей, но в замке маг. Наследник Утра-Без-Промаха, с его перстнем. Он может погубить вас. А может снять проклятие.
Старый нагор резко поднялся. Развияр увидел, что у него нет руки – левой, по локоть.
– Ты будешь долго умирать за это святотатство. Ты поплатишься не только языком!
– Ты поплатишься большим, вождь. Своим народом и своей землей.
– Убейте его! – рявкнул старик.
Зашелестела сталь. Развияра схватили за волосы и запрокинули голову, он увидел звезды – и силуэт зверуина, страшно похожего на Лукса. И захотел жить, как не хотел никогда.
– Стой! – прохрипел старик.
Острие меча касалось шеи.
– Слишком легко? – предположили из темноты. – Он не заслужил легкой смерти, ведь он…
– Замолчи!
Старик подошел ближе. Заглянул Развияру в запрокинутое лицо:
– Он достоин того… Чтобы принести его в жертву Озеру. Это все, что мы можем… Его кровь. Надежды мало. Но мы должны попробовать.
«Наибольшая честь, которую нагоры могут оказать врагу, – принести его кровь в жертву озеру Плодородия. Считается, что такие жертвы способны отвести несчастье. Плот с телом жертвы выводят на воду и оставляют там, пока вся кровь не выльется из его перерезанных вен и не пополнит воды озера.
Жертвоприношение свершается на глазах у народа. Но если в жертву озеру приносится бесплодная женщина – это происходит посреди ночи, в тайне, и никто, кроме повитух, не смеет глядеть на это».
Вода в озере Плодородия оказалась молочно-белой. Подобного зрелища Развияр не видел никогда; черные и красные камни поднимались у берега из воды и песка, похожие на творения безумного скульптора. Фигуры сплетались, не то горюя, не то танцуя, не то предаваясь любви – и невозможно было понять, ветер ли выточил их, или это дело человеческих рук.
Мягкая белизна воды сливалась с острым светом усыпанного бликами песка. Каждый клан владел своей частью берега, озеро не принадлежало никому. По мере того, как расступалась темнота, Развияра все сильнее
Никто не говорил ни слова.
Плот-алтарь помнил, вероятно, многих жертв, но на черном полированном дереве не видно было старой крови. Развияра подвесили к перекладине, пропустив веревку под руками – он едва касался черного бруса пальцами босых ног. Полоснули острым ножом по запястьям; он не почувствовал боли, зато сразу почувствовал кровь. Плот покатился по круглым плашкам, соскользнул в воду, качнулся и поплыл, медленно поворачиваясь. И тогда, наконец-то обратившись лицом к берегу, Развияр их увидел.
Пришли не многие. Четвероногие и всадники, и даже несколько женщины в высоких головных уборах – черных, с мелкой сеткой, прикрывающей лицо, – явились, чтобы принести в жертву врага и попросить богов о милости. Развияр мимоходом подумал, что боги зверуинов ничтожны в сравнении с Медным королем, кто бы тот ни был. Этим богам приносят в жертву врагов и бесплодных женщин, желая получить удачу на охоте или на поле боя. Всего лишь удачу – маленькое чудо.
Он заставил себя молчать весь день и всю ночь накануне жертвоприношения. Если бы ему отрезали язык, вся затея обернулась бы кровавым балаганом – как и предполагал сотник Бран. Теперь его кровь текла, омывая руки и плечи, оставляя дорожки на животе и голых ногах, а черный жертвенный плот величественно плыл по белой глади. Зверуины молча глядели – каждый из них молился, не разжимая губ.
– Вы просили об этом много раз…
Его глотка пересохла. Вместо слов вырвался сип. Несколько сот зверуинов, четвероногих и всадников, смотрели на него. По мере того, как становилось светлее, все ярче делался прибрежный песок и все прозрачнее вода. Струи тумана, похожие на девушек в белых одеждах, поднимались над водой и медленно, меланхолически танцевали.
– Вы просили много раз, – звучно, с расстановкой повторил Развияр. – Теперь ваши молитвы близки, как никогда, к ушам ваших богов!
Поднялись опущенные лица. Загорелись глаза на берегу. Развияр почувствовал, как кровь из ран потекла сильнее. Он ощутил себя пьяным и легким, как туман над озером, и заговорил в полный голос, печатая каждое слово:
– Нагоры, вы обречены. Посмотрите на свою землю: здесь будут императорские войска и радужные грамоты на столбах. А после вашей смерти здесь будут жить не дети ваши и не внуки, а другие люди и существа, служить другим богам, поклоняться Императору. Они осквернят озеро Плодородия!
Его голос далеко разносился по воде, но его время истекало гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Прошла эйфория, подступала слабость. Скоро потемнеет перед глазами; голый и окровавленный, он висел на плоту недалеко от берега, и толпа врагов слушала его – вернее, не желала слушать.
Послышался ропот. Прозвучали проклятия. Жрецы поняли свою ошибку: жертве следовало вырезать язык, на плоту-алтаре надо умирать молча. Чтобы соблюсти приличия, оставалось одно: заглушить слова умирающего гулом возмущенных голосов.