Медный страж
Шрифт:
— Судовая рать, к реке, бегом! За веревки хватайтесь!
Скандинавы все вдруг развернулись и кинулись от воина прочь, с разбега влетая в воду и ловя выброшенные с носов концы. Они волочились за ладьями, отфыркиваясь от бьющих в лицо волн, постепенно подтягивались по узлам там, где таковые имелись.
Олег оперся о шею носового оскаленного гуся ногой, начал подтягивать веревку, помогая варягам одному за другим перевалиться через борт. Потом потянул другую. На третьей оказался только один северянин.
— Молодцы, молодцы, ребята! — похлопывая
Как и большинство русских людей, варягов он недолюбливал, считая продажными шкурами, готовыми за рубль зарезать родного брата — но нынешняя отвага откровенно поразила ведуна. Если они всегда в бою такие — то понятно, почему русские князья нанимают их с такой готовностью. Пускай врут, воруют, пьянствуют и воняют. Главное — чтобы дрались.
Теперь, оторвавшись от странного врага, можно было перевести дух.
— Урсула! — оглядел палубу ведун. — Урсула, ты где?
— Я здесь, господин, — приоткрыв дверцу кормового сарайчика, выглянула невольница.
— Хорошо, кто еще… — Олег пошел вдоль скамей, пересчитывая моряков по головам. Получалось, с берега удалось уйти десяти морякам и восемнадцати воинам судовой рати. Однако изрядно медный воин порезвился.
Ведун привычно потер запястье. Он не помнил, грелся крестик во время боя или нет — разве в горячке на это внимание обратишь? Скорее, грелся. Это все колдовство, неведомое ему колдовство. За купцами охотился не человек — люди после удара саблей в глаз обычно умирают. А этот… Этот своим прикосновением чуть сам не убил.
— Эй, друже! — окликнул Любовод со своей ладьи. — Как у тебя?
— У меня двадцать восемь мужей осталось.
— Тридцать. Малюта и Тютюня ко мне заскочили. А из моих тридцать пять уцелело… Что делать-то станем?
— Я думаю, друг мой, мы и так получили куда больше, чем хотели, — покачал головой ведун. — Людей, конечно, жалко… Но нужно уходить. Уходить домой.
— Это верно, — согласился Любовод, — погибших не вернуть. Подумаем о живых. Разворачиваемся?
Ладьи, уходя от берега, рванулись не вниз, а вверх по течению.
— Давай подождем. Рановато пока мимо стоянки нашей плыть. Пусть народ разойдется, успокоится чуток. Воин назад уберется… Не знаю уж, откуда он взялся.
— Это верно, — кивнул купец. — Поднимемся немного и переждем.
Над рекой надолго повисло молчание — люди приходили в себя после пережитого кошмара. Весла, уныло поскрипывая в уключинах, мерно вспенивали речную воду. Корабли миновали длинную каменистую отмель, обогнули излучину и…
— Хозяин! — вытянул руку Ксандр.
Однако, почуяв неладное, повскакивали все — и увидели, что впереди, на подступающем к самой воде утесе, стоит медный воин, удерживая в одной руке саженный меч, а в другом — пудовую палицу.
— Что же теперь будет-то? — Перекрестившись, кормчий вытянул и поцеловал нательный крестик.
— Ничего, — передернул плечами Олег. — Против течения он нас нагнал, а вот по течению мы вдвое быстрее
— Табань! — Коршунов-младший навалился на руль. — Правый борт, два гребка вперед! Нажмите, мужики! Уйдем!
Детка, развернувшись практически на месте, промчалась мимо второй ладьи, а спустя минуту старый Коршун в точности повторил маневр своего сына.
— Нажмите мужики, нажмите!
Варяги из судовой рати, переглянувшись, заняли свободные лавки, тоже выпростали весла и навалились в общем ритме. Скорость получалась очень даже неплохая — как у верхового на рысях, километров двадцать. Так что шанс уйти у путешественников имелся. Если бы не одно крайне неприятное обстоятельство: невозмутимое солнце начинало потихоньку скатываться к закату.
— Все города, что мы встретили, находились на правом берегу? — не столько спросил, сколько напомнил Ксандру ведун.
Кормчий кивнул.
— Значит, как стемнеет, остановимся у левого. Ночью тут разгоняться я не рискну. Вон, сколько скал по берегам. В воде тоже камней хватает. Наскочим, и тогда точно конец. Нас здесь, мне кажется, совсем не любят.
— Я понял, хозяин.
До темноты миновать ограбленный город они не успели и пристали к левому берегу, пристроив ладьи по обе стороны от огромного гранитного валуна, выпирающего далеко в реку. Выбросили за борт осиновые отбойники, стянули ладьи веревками. Получился очень даже удобный причал. Борта кораблей закрыли камень от волн, он подсох, и варяги, пошарив среди растущих на камнях деревьев, развели небольшой костерок. Не столько для тепла, сколько для света. Заснуть после случившегося почти никто не мог — все напряженно вглядывались в темноту, прислушивались к плеску воды и шорохам среди камней.
— Я так испугалась, так испугалась… — Урсула отказалась остаться в каюте и сейчас сидела на камне, крепко вцепившись Середину в руку и положив голову ему на плечо. — Я так испугалась за тебя, господин. Я думала, господин… Думала…
Ведун не отвечал, и потихоньку язык девочки начал заплетаться. Она села поудобнее. Раз, другой сползла головой хозяину на колени и вскоре тихонько засопела, лежа на боку.
Усталость брала свое — после полуночи большинство путников, да и сам Олег, начали клевать носом. Середину приснился огромный кузнечный горн. Он пытался взять из него заготовку, но все промахивался, попадая рукой в огонь. Пока вдруг прямо из углей не вытянулась рука и не ухватила его за запястье:
— Иди сюда, ты мой!
Олег дернул головой, просыпаясь, схватился за запястье: крестик был если не раскаленным, то очень горячим. Ведун, толкнув девочку, вскочил на ноги и закрутился, прислушиваясь. Ничего… Однако тепло возле кисти продолжало нарастать.
— По воде бесшумно не подойдешь, — пробормотал он. — Вода все равно урчать станет… — И закричал: — Вставай! Все на ладьи! На ладьи! Скорее! Уходим!
Он перетолкнул через борт полусонную невольницу, прыгнул сам и, выдернув саблю, рубанул причальную веревку: