Медный всадник
Шрифт:
Потому что молния, когда она поражает неживое,
Начинает сверху, с горы и башни;
Когда же бьет людей, то начинает снизу
И поражает прежде всего наименее виновных.
Заснули в пьянстве, ссорах или в наслаждениях,
Проснутся утром — несчастные мертвые черепные чашки.
Спите спокойно, как неразумные животные,
Пока божий гнев не спугнет вас, как охотник,
Сокрушающий всё, что встречает в лесу,
Добираясь до логовища дикого кабана!
Слышу!.. там!.. вихри… уже подняли головы
С полярных льдов, как морские чудовища,
Уже сделали себе крылья из тучи,
Сели на волны, сняли с них
Слышу!.. уж морская пучина разнуздана.
Уже вздымает влажную шею под облака,
Уже… еще лишь одна цепь удерживает.
Но скоро ее раскуют… слышу удары молотов…».
Сказал и, заметив, что кто-то его сбоку слушает,
Задул свечу и исчез во мраке.
Блеснул и скрылся, как предчувствие беды,
Которое неожиданно взволнует сердце
И пройдет — страшное и непостижимое.
Памятник Петра Великого
Вечером, в ненастье стояли двое юношей
Под одним плащом, взявшись за руки.
Один был странник, пришелец с запада,
Неведомая жертва царского гнета,
Другой — поэт русского народа,
Прославленный на всем севере своими песнями.
Они недолго, но близко были знакомы
И через несколько дней уже стали друзьями.
Их души, возвышаясь над земными препонами,
Были подобны двум породнившимся альпийским скалам,
Хоть и навеки разделенным водной стремниной;
Они едва слышат шум своего врага,
Сближаясь друг с другом поднебесными вершинами.
Странник о чем-то думал перед колоссом Петра,
А русский поэт так промолвил тихим голосом:
«Первому из царей, вершителю чудес,
Вторая царица соорудила памятник.
Уж царь, отлитый в образе великана,
Сел на медный хребет буцефала,
И искал места, куда бы он мог въехать на коне,
Но Петр на собственной земле не может стать,
В отечестве ему не хватает простора;
За пьедесталом для него послано за море,
Послано вырвать на финляндском побережьи
Глыбу гранита; она, по приказу государыни,
Плывет по морю и бежит по земле
И падает в городе навзничь перед царицей.
Уж пьедестал готов; летит медный царь,
Царь-кнутодержец в тоге римлянина;
Конь вскакивает на стену гранита,
Останавливается на самом краю и поднимается на дыбы. [385]
Нет, Марк Аврелий в Риме не таков.
385
Далее следует текст в переводе В. Левика.
Народа друг, любимец легионов,
Средь подданных не ведал он врагов,
Доносчиков изгнал он и шпионов.
Им был смирён домашний мародер,
Он варварам на Рейне и Пактоле
Сумел не раз кровавый дать отпор, —
И вот он с миром едет в Капитолий.
Сулят народам счастье и покой
Его глаза. В них мысли вдохновенье.
Величественно поднятой рукой
Всем гражданам он шлет благословенье.
Другой рукой узду он натянул,
И конь ему покорен своенравный,
И, кажется, восторгов слышен гул:
„Вернулся цезарь, наш отец державный!“
И цезарь едет медленно вперед,
Чтоб одарить улыбкой весь народ,
Скакун косится огненным зрачком
На гордый Рим, ликующий кругом.
И видит он, как люди гостю рады,
Он
Он не заставит их просить пощады.
И дети близко могут зреть отца,
И мнится — ждет бессмертье мудреца,
И нет ему на том пути преграды.
Царь Петр коня не укротил уздой,
Во весь опор летит скакун литой,
Топча людей, куда-то буйно рвется,
Сметая все, не зная, где предел.
Одним прыжком на край скалы взлетел,
Вот-вот он рухнет вниз и разобьется.
Но век прошел — стоит он, как стоял.
Так водопад из недр гранитных скал
Исторгнется и, скованный морозом,
Висит над бездной, обратившись в лед. —
Но если солнце вольности блеснет
И с запада весна придет к России —
Что станет с водопадом тирании?».
Приложения
Н. В. Измайлов «Медный всадник» А. С. Пушкина История замысла и создания, публикации и изучения
Памятник Петру Первому. Скульптор Э. Фальконе.
Последняя поэма Пушкина — «Петербургская повесть» «Медный Всадник», — написанная в болдинскую осень 1833 г., в период полной творческой зрелости, является его вершинным, самым совершенным произведением в ряду поэм, да и во всем его поэтическом творчестве, — вершинным как по совершенству и законченности художественной системы, так и по обширности и сложности содержания, по глубине и значительности проблематики, вложенной в него историко-философской мысли.
Вместе с тем творческие материалы, т. е. рукописи поэмы, черновые и беловые, сохранились в почти исчерпывающей полноте (кроме нескольких не дошедших до нас отрывков), что дает возможность проследить всю историю ее создания — от первого до последнего слова, изучить во всех деталях развитие творческой мысли Пушкина в работе над поэмой, от ее зарождения до завершения. Этому способствует и то, что весь рукописный материал, относящийся к «Медному Всаднику», опубликован под редакцией С. М. Бонди и Н. В. Измайлова в академическом издании сочинений Пушкина, [386] так же как в рукописи другого, относящегося к нему предшествующего произведения, т. е. черновые и беловые автографы неоконченной повести в «онегинских» строфах, называемой по фамилии ее героя «Езерский». [387]
386
Акад., V, 131-150 (текст), 436-499 (варианты), 516-519 (примечания), 521 (Дополнение). См. также XVII (Справочный) том (с. 44-45), где даются поправки и дополнения к V тому, в котором по техническим причинам допущены важные пропуски в текстах «Медного Всадника» (ср.: V, 488 и след.).
387
Акад., V, 95-103 (текст), 387-419 (варианты). К рассмотрению «Езерского» и его связи с «Медным Всадником» мы обратимся ниже.