Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
Там было написано: “МОЛОКА И ХЛЕБА НЕ ОСТАВЛЯТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЕЖЕНИЙ”.
– Гм! – сказал Питер. – Жилец, похоже, выехал. Записка, судя по ее виду, висит здесь уже несколько дней.
– Он обещал быть здесь, чтобы впустить нас, – сказала Гарриет.
– Вероятно, он поручил это кому-то другому. В письме нам слово “распоряжение” было написано правильно.
Этот “кто-то другой” не додумался, что молоко и хлеб могут понадобиться нам. Но это легко исправить.
Он перевернул листок, написал на обороте карандашом “МОЛОКА И ХЛЕБА, ПОЖАЛУЙСТА” и вернул Бантеру, который приколол его обратно и с недовольным видом открыл ворота. Автомобиль медленно поехал по короткому раскисшему проезду, по обеим сторонам
“Машина гравия тут не помешает”, – отметил про себя Бантер, с презрительной миной пробираясь сквозь грязь. Когда он дошел до двери – массивной и неподатливой, на дубовом крыльце со скамейками по обе стороны, – его светлость уже выводил на клаксоне энергичную импровизацию. Ответа не было: ничто не шевельнулось в доме, ни одна свеча не зажглась, ни одно окно не открылось, ни один недовольный голос не спросил, чего им надо. Только раздраженно залаяла собака где-то неподалеку.
Мистер Бантер с мрачным хладнокровием взялся за тяжелый дверной молоток, и его удары раскатились в ночи. Собака снова залаяла. Он взялся за ручку, но дверь не поддалась.
– Господи! – сказала Гарриет.
Она чувствовала, что сама во всем виновата. Прежде всего, это была ее идея. Ее дом. Ее медовый месяц. Ее – что самое непредсказуемое – супруг. (Угнетающее слово, если подумать, состоящее из скрипа и стука.) Владелец. Тот, у кого были права – включая право не быть одураченным своей собственностью. Приборная панель не подсвечивалась, и Гарриет не видела его лица. Но она почувствовала, как он повернулся, опираясь левой рукой на спинку сиденья, и прокричал в окно с ее стороны:
– Проверьте сзади!
Его уверенный тон напомнил ей: Питер вырос в усадьбе и прекрасно знал, что сзади сельский дом укреплен хуже.
– Если там никого нет, идите на лай собаки.
Он снова погудел, собака ответила заливистым тявканьем, и темный силуэт Бантера скрылся за углом здания.
– Это, – удовлетворенно сказал Питер, бросая шляпу на заднее сиденье, – отвлечет его на некоторое время. Теперь мы уделим друг другу то внимание, которое в последние тридцать шесть часов уходило на всякую ерунду. Da mihi basia mille, deinde centum… [45] Женщина, ты понимаешь, что я своего добился? Что ты моя? Что ты теперь от меня не избавишься, пока нас не разлучит смерть или развод? Et tot millia millies quot sunt sidera coelo… [46] Забудь про Бантера. Мне плевать, прогонит он собаку или собака прогонит его.
45
Из V стихотворения Катулла к Лесбии:
Поцелуй меня тысячу рази еще сотню раз.Перевод с лат. М. Сазонова.
46
Из “Седьмого поцелуя” Иоанна Секунда:
Тысяч тысячи многие, —Сколько [в море СицилииКапель,] звезд ли на небе…Перевод с лат. С. Шервинского.
Эту и предыдущую цитаты приводит Роберт Бертон, рассуждая о поцелуях в своей “Анатомии меланхолии”.
– Бедный Бантер!
– Да, бедняжка! Никакой ему свадьбы… Нечестно, правда? Все пинки ему, а все поцелуи мне. Не сдавайся, старина. Ах, если бы
Возобновилась канонада дверного стука, и собака впала в истерику.
– Должен же кто-то когда-нибудь прийти, – сказала Гарриет, чье чувство вины не могли задушить никакие объятия, – ведь иначе.
– Иначе. Прошлую ночь ты провела на постели из гусиного пуха и так далее. Но постель из гусиного пуха и твой лорд молодой неразделимы только в балладах. Ты предпочтешь жениться с перьями или спать с гусями? Или обойдешься лордом в чистом поле?
47
У. Шекспир. “Макбет”. Акт II, конец сцены 2. Перевод с англ. М. Лозинского.
– Он бы не застрял в чистом поле, если бы я не была такой идиоткой и не противилась церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер.
– И если бы я не отказался от предложенных Элен десяти вилл на Ривьере!.. Ура! Кто-то заткнул собаку – это шаг в правильном направлении. Веселее! Ночь только началась, и мы еще можем найти постель из гусиного пуха в деревенском пабе – или в крайнем случае переночевать в стогу. Мне кажется, что если бы я не мог предложить тебе ничего, кроме стога, ты бы вышла за меня много лет назад.
– Очень может быть.
– Проклятие! Подумать только, чего я лишился.
– И я. Сейчас я могла бы брести за тобой с пятью детьми и подбитым глазом и говорить симпатичному полисмену: “Че вы к нему привязались – это ж мой старик. Что ж, ему и поучить меня нельзя?”
– Кажется, – с укоризной сказал ее муж, – подбитый глаз тебе милей пятерых детей.
– Разумеется. Фингала-то от тебя не дождешься.
– Да, вряд ли ты так легко отделаешься. Гарриет… я все думаю, смогу ли я хорошо с тобой обращаться.
– Мой милый Питер.
– Да-да, знаю. Но, видишь ли, я никогда не навязывался никому очень надолго. Кроме Бантера, конечно. Ты посоветовалась с Бантером? Как ты думаешь, он охарактеризует меня положительно?
– Судя по тому, что я слышу, – сказала Гарриет, – Бантер нашел себе подружку.
Из-за дома раздавались шаги двоих людей. Кто-то на повышенных тонах спорил с Бантером.
– Вот когда сама все увижу, тогда и поверю. Сколько раз повторять, мистер Ноукс в Броксфорде, уехал, как водится, в среду вечером, и ничего не сказал ни мне, ни кому другому, ни насчет продажи дома, ни насчет всяких лордов и леди.
Эти слова произнесла только что показавшаяся в свете фар суровая угловатая женщина неопределенного возраста, одетая в макинтош, вязаную шаль и мужской картуз, лихо укрепленный у нее на голове крупными блестящими шляпными булавками. Ее, похоже, не впечатлил ни размер машины, ни блеск хромированных деталей, ни яркость фар, так как, подходя со стороны Гарриет, она боевито сказала:
– Ну-с, кто вы такие и что вам надо, что вы такой шум подняли? Дайте-ка я на вас погляжу!
– Да ради бога, – ответил Питер.
Он включил подсветку приборной панели. Его светлые волосы и монокль произвели, по-видимому, неблагоприятное впечатление.
– Гм! – сказала женщина. – На вид кинозвезды. Ну да (кинув испепеляющий взгляд на меха Гарриет), кто ж еще, провалиться мне на этом месте.
– Простите, что побеспокоили вас, миссис, мм… – начал Питер.
– Раддл я, – представилась дама в картузе. – Миссис Раддл, почтенная мать семейства со взрослым сыном. Он сейчас идет из флигеля с ружьем, только штаны натянет, а то он их как раз уже снял, чтоб лечь вовремя, а то ему завтра рано на работу. И что вам неймется? Мистер Ноукс в Броксфорде, так я и сказала этому вашему парню, и от меня вы ничего не добьетесь, потому как это не мое дело, я ему только с уборкой помогаю.