Медовый месяц
Шрифт:
– А у нас с Эдом нету богатого папеньки. Мы с ним решили, что не будем пока заводить детей. Потому что сначала нам надо встать на ноги. Здоровье у меня крепкое. Подождать мы еще можем...
– Но...
– Что "но"?
– Мне казалось, ты хочешь детей...
– Разумеется, я хочу. Я ужасно хочу ребенка... а ведь мне всего двадцать шесть! Но ничего. Через пару лет мы отложим какие-то сбережения, все у нас образуется... и тогда у нас будут дети. Двое. Или, может быть, трое...
– А если вдруг раньше...
– Но я же предохраняюсь. Мы с Эдом твердо решили,
– А как это, предохраняться?
– А ты не знаешь?! С тобой никто об этом не говорил?!
– Ну... кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Харви сказал, что даст мне какую-то книгу. Чтобы я прочитала... Он хочет, чтобы у нас было много детей. Сыновей. Чем больше у нас будет сыновей, тем больше у нас будет денег.
– Понятно.
– Харви сам врач... И он все об этом знает. Его мама мне объяснила, почему для него так важно жениться на нормальной, здоровой и крепкой девушке...
– И тебя, стало быть, удостоили выбором. Бедный ребенок! И что... он тебя даже ни разу не поцеловал после помолвки? Ни разу?
– Ни разу.
– Какой кошмар. Знаешь, если бы мой Эд стал относиться ко мне точно так же, уж я бы нашла эту блондинку или брюнетку и попортила бы ей личико, чтобы впредь неповадно было... Конечно, я за тебя очень рада... потому что ты...
Последние горсти риса простучали по каменным ступеням церкви, пара стоптанных домашних туфель по обычаю брошена на мостовую... поезд вздрогнул, отошел от перрона... Победный, взволнованный взмах руки. Высокий мужчина на верхней ступеньке и рядом с ним - цветущая Дорис... Дикая какофония автомобильных рожков - последний салют молодым... Балтиморский вокзал остался уже позади. Поезд набирал скорость в бесшумной мощи. За окном проплывают кварталы скучных и серых домов... Обрывки загородной природы... Деревья, тихое озерцо... Коровы, склонившие головы к самой земле... Человеческие фигурки как размытые пятна... Усыпляющий перестук колес по сочленениям рельсов... Все, поехали. Едем.
В купе доктор Кэмпбелл уселся прямо напротив своей молодой жены. Он был очень высоким и стройным, с худым - быть может, чуточку слишком худым лицом. Носил очки с толстыми линзами в легкой светлой оправе. Сейчас, когда он смотрел на Дорис, его тонкие губы были сложены в подобие довольной собственнической улыбки. Впрочем, любой на его месте мог бы поздравить себя с удачным "приобретением". Лицо девушки, хотя и подсвеченное необычным румянцем, оставалось все таким же безмятежно прелестным. Она была вся - как застывшая красота. Ее темно-синее с серым дорожное платье казалось изваянным из мрамора. Величественная осанка, спокойный взгляд, исполненный чувства собственного достоинства. Глаза как безоблачное ясное небо. Строгая изысканная прическа, которую не портил ни один выбившийся золотистый локон.
– Ну вот, стало быть, - выдохнул молодой доктор.
– Можно, я закурю?
– Конечно, можно...
– Ты рада, что все закончилось?
– Да, наверное.
– В ее глазах промелькнуло
– Сколько глупостей люди придумали с этими свадьбами. Это так утомляет.
– Д-да.
– Но все уже позади. Что не может не радовать... Замечательная сигара. Из отцовских запасов.
– А-а, - неопределенно отозвалась Дорис.
А что еще можно было сказать?
Зерно сомнения, которое заронила ей в душу подруга Эдит, потихонечку прорастало. Девушка не знала, как ей заговорить об этом. Но все-таки начала разговор, робко и неуверенно:
– Харви, а ты... ты раньше часто встречался с девушками? В университете... и потом еще.
– Я бы сказал, что нечасто. Я вообще не люблю женщин...
– Он выпустил дым колечком, которое растаяло в воздухе, не успев даже как следует сформироваться.
– Кроме тебя, разумеется. Ты - само совершенство.
– Я... я имела в виду, может быть, у тебя кто-то есть... кто-то еще... кто тебе дорог.
– Она понизила голос, но взгляда не отвела.
– Кто-то, кроме меня...
– Нет у меня никого. Странные ты задаешь вопросы!
– Просто мне... интересно...
– Я вообще не такой человек. Женщины мне никогда не нравились. У меня не было времени на ухаживания. Сначала я учился на медицинском... потом работал в больнице... был слишком занят. А потом папа сказал, что мне пора бы подумать и о женитьбе. И вот мы поженились.
– А-а.
Они замолчали. Надолго. А потом пришло время идти на ужин в вагон-ресторан, и напряжение и неловкость, воцарившиеся между супругами, постепенно сошли на нет. Дорис заметила, что ее муж далеко не галантный кавалер. Например, он совершенно не умел вести себя за столом. Поглощал пищу, как корм, необходимый для поддержания жизнедеятельности, - деловито и быстро. Но ее это не покоробило. Наоборот. Ей уже до смерти надоел весь этот сладенький сентиментальный сироп, которым ее "поливала" тетушка Этель... да и подруги в большинстве своем тоже. А Харви... он был таким прозаичным, таким приземленным. И ей это нравилось.
К концу ужина они уже увлеченно обсуждали свои кулинарные предпочтения - что кому нравится и что не нравится. Но когда они вернулись в купе, Дорис снова пришла в замешательство. Проводник застелил постели, хотя его и не просили. Но у него был наметанный глаз, и он сразу же распознал в юной паре счастливых молодоженов. Они молча оглядели застеленные постели, смущенно присели на краешках полок - каждый на своей - и продолжили прерванный разговор. Они обсудили в деталях предстоящее свадебное путешествие, потом заговорили о будущем Харви и о перспективах его профессии. Перспективы, надо сказать, открывались широкие. И в Балтиморе, и в Филадельфии, где у Харви был дядюшка. Сейчас доходы у Харви были более чем скромными. Да и какие могут быть доходы у молодого врача, который живет при больнице?! Но при том содержании, которое положил им его отец, пять тысяч в год... В общем, для начала неплохо... а когда у них родится сын, то можно будет рассчитывать и на большее... причем гораздо на большее.