Медведь
Шрифт:
Мужчина отвернулся и немного посмотрел во тьму, потом вновь повернулся к дочери. Она села в кровати, высвободила руку из-под одеяла, сжала его ладонь.
Не переживай, сказала она. Я все понимаю.
Он улыбнулся и сказал, ты у меня умница. Но пока понимаешь далеко не всё. А многого и понимать не надо. До срока.
Чего, например? — спросила она.
Ну, например, что даже спустя все эти годы, когда мне каждую минуту каждого дня нужно было думать о тебе, я все еще думаю о ней. Все еще скучаю, все горюю, что ее нет рядом.
Девочка
А по тебе я буду скучать когда-нибудь? — спросила она.
Когда-нибудь, подтвердил мужчина.
Девочка замолчала, мужчина подумал, что она заснула, но потом она обратилась в темноту с другим вопросом: а тебе грустно, что вместо нее с тобой я?
Нет, что ты, вовсе нет! — ответил мужчина голосом, прозвучавшим слишком громко для этой комнаты, и крепче сжал руку девочки. Вовсе нет. Видишь ли, ты — моя радость, которая сильнее печали и тоски о том, что было когда-то. Без тебя…
Голос стих, мужчина устремил глаза в пол, потом — снова на дочь.
Без тебя я был бы совсем один, сказал он.
А я бы была одна без тебя, сказала девочка.
Вместе с летними сумерками в окно комнаты прокрадывался отсвет луны, и мужчина видел на лице девочки очерк лица женщины.
Я знаю, что мы с тобой сделаем, сказал он. Завтра мы заберемся на вершину горы — там лежит твоя мама. Она очень любила эту гору. Говорила, что вершина похожа на медведя. Я хочу, чтобы ты это увидела. Согласна?
Да, сказала девочка.
Вот и хорошо, прошептал мужчина и поцеловал ее в лоб еще раз, а потом укутал поплотнее. Тогда спи спокойно. Завтра нас ждет долгий подъем.
Девочка перекатилась на бок, свернулась под одеялом калачиком и уснула — еще до того, как за окном угас лунный свет.
~~~
ОНА ПРОСНУЛАСЬ НА ЗАРЕ ПОД ПЕСЕНКУ серого пересмешника и пошла на кухню, там папа готовил завтрак из ломтиков сушеных яблок и мятного чая.
Прекрасное утро, сказал он дочери. Ешь и пошли.
Девочка протерла глаза, села к столу. Ночью она несколько раз просыпалась, сон был тревожным. Ей приснилось, что она что-то потеряла между вершиной одиноко стоящей горы и домом. Но даже если у нее не было полной уверенности, что она сможет или даже хочет сегодня забираться на самый верх, мысли свои она оставила при себе. Мужчина сказал, что мама ее спит в земле на вершине горы, так что она будет стараться изо всех сил, чтобы туда попасть, — и ради себя, и ради него. Она ела молча, пила чай, потом наполнила водой высушенную тыкву. А после этого надела башмачки из плотной оленьей кожи, в которых удобно ходить по камням, и сказала: я готова.
ТРОПА ТАМ БЫЛА. ЗАГЛОХШАЯ, НО РАЗЛИЧИМАЯ. Первый участок оказался не сложнее того, по которому они ходили к дому от озера. Но чем выше они забирались, тем почва делалась каменистее, а уклон круче. Когда встало солнце, всем своим светом озарив восточный и западный берега озера, они успели вскарабкаться
Девочка попила воды, съела горсть пекана. Лоб ее взмок от пота, ноги ныли, но отступать она не собиралась. С того места, где они отдыхали, ей было видно, что участок до вершины даже сложнее того, который они уже преодолели.
Мужчина гадал, о чем она думает, потом произнес: мы с твоей мамой забирались сюда каждое лето, но мы-то уже были взрослыми. Знаешь, что это означает?
Девочка перевела взгляд с вершины горы назад на отца и сказала: что я сильнее тебя.
Да, сказал мужчина и засмеялся. И есть у меня ощущение, что такой ты и останешься.
Он встал, переложил поудобнее содержимое торбы — в ней мужчина держал вещи, которые брал всегда, выходя из дома. Нож, кремень и кресало, костяную иглу, веревку из высушенной жилы, дикие орехи и свою тыкву с водой.
Будет еще один привал, сказал он и зашагал вверх по склону.
Дочь его встала и пошла следом.
ДО ЩЕРБАТОГО УТЕСА НА ПОДХОДЕ К ВЕРШИНЕ ОНИ добрались, по расчетам мужчины, уже после полудня. Воздух был прохладным, небо — безоблачным, ярким. Ровный сильный ветер раздувал одежду из шкур на локтях и спинах, они постояли, глядя на орла, поднимавшегося вверх в потоке горячего воздуха, будто одинокий непокорный осенний лист. Весь знакомый мир простерся у них под ногами. Склон горы. Лес. Озеро.
Девочка спросила отца, видно ли отсюда дом, посмотрела туда, куда он указал пальцем, на белое пятнышко: дубовый гонт на заднем скате их крыши, вполне различимый на фоне простирающегося до горизонта зеленого покрова, на тонкую струйку дыма от огня в очаге. А потом она перевела взгляд на вершину, до которой оставалось всего-то двадцать больших шагов, — отвесные скалы были безлесны, бессчетное число дней и ночей открыты солнцу, снегу, ветру и дождю. А дальше было только небо, так что в профиль вершина и ей показалась головой медведя, который смотрит в синеву. А сбоку, как бы на плече рядом с этой головой, она увидела каменную насыпь, на которой сверху лежал большой плоский валун. Она почувствовала, как остывает пот, как ветер толкает ее в плечи и грудь, посмотрела на отца, указала на камни. Он кивнул, и эти последние шаги они прошли плечом к плечу.
Насыпь была широкой, но при этом не выше береговой сосенки. Положенный сверху плоский валун напоминал стол: гладкая поверхность без всяких узоров. Девочка осталась стоять в сторонке, гадая, как папа сумел поднять наверх и положить этот камень.
Подходи, сказал он. Можешь потрогать.
Она подошла и опустила ладони на надгробный камень, нащупывая слова или изображения — может, они там есть, хотя и не видно.
Она прямо под этими камнями? — спросила девочка через плечо.
Нет, ответил мужчина. Похоронена под ними, в земле. Ее останки. Я постарался вырыть поглубже. Чтобы никто ее не потревожил.