Мефистон. Город Света
Шрифт:
Кровавый Ангел пролетел над головой ксеноса, сделал петлю и спикировал прямо на мост, припав к нему и подняв пыль. Обветшалая конструкция застонала под тяжестью силовых доспехов. Одним плавным движением Мефистон поднялся, выхватил плазменный пистолет и выстрелом расщепил нижнюю часть ноги альдари.
Прокатившись в фонтане крови и костей, пестрый чужак остановился в паре метров от библиария и взвыл от боли, вцепившись в изувеченную конечность.
Но даже теперь, когда ксенос страдал от раны и вымазался в грязи, за ним было сложно уследить. Его все так же окружал вихрь похожих на конфетти теней,
Позади альдари на мост с занесенным мечом вбежал Рацел, а вскоре показались Луции и заступники. Они взяли ксеноса на прицел, но Мефистон поднял руку, запрещая им стрелять. Затем он медленно подошел и навис над корчащимся ничтожным созданием, выглядящим карликом рядом с примарисом.
— Нити сплелись, пора уходить, — выдавил альдари. — Время скорбеть.
Произнеся последнее слово, он потянулся к поясу. Даже раненный, чужак остался невероятно быстрым, но Мефистон предугадал его уловку. Он уже нашептывал заклинание, идя к арлекину, и, когда рука того метнулась к поясу, Мефистон навел чары, усовершенствованные им на борту «Пенсеросо», обойдя время, и шагнул в другой его поток.
Теперь рука ксеноса медленно ползла к поясу, а на дальней стороне моста в окружении медленно падающих песчинок застыли Кровавые Ангелы. Властелин Смерти протянул руку к поясу и вытащил закрепленный на нем предмет. Тот оказался небольшим и круглым, сделанным из того же похожего на кость материала, что и дома вокруг. Мефистон понял, что перед ним психокость — пси-резонирующая субстанция, которую любили использовать альдари. В нее был погружен изумруд, окруженный кольцом из рун. Опять же знакомых, но расположенных причудливым образом. Мефистон мысленно возвратился в либрариум и принялся листать трактаты о диалектах альдари. То, что он мог столь ясно воспроизводить тексты по памяти, было одним из величайших удовольствий в жизни Мефистона и позволяло бесконечно перечитывать сочинения, осознавая все тонкости. «Как ужасно неудобно, должно быть, смертным, умеющим читать книги, лишь держа их перед собой», — пронеслось в голове библиария.
Он вспомнил очерки об альдарском хранилище, именуемом Черной Библиотекой. Ее охраняли ксеносы из той же фракции, что и лежащее у его ног существо, и, как он слышал, их называют риллиетанн, или арлекины. Эти записи были сделаны членом Ордо Ксенос, инквизитором Брониславом Чеваком. По мере того как Мефистон возвращался к тексту, он представлял себе обширные заметки Чевака и составленный им подробный словарь, напоминая себе о региональных и культурных различиях, которые упоминались во всем корпусе материалов.
Потом он вновь поглядел на сферу в своей руке. Подробности все так же ускользали от него, но общее значение рун прояснилось: это было устройство судного дня, созданное, чтобы уничтожить осколок искусственного мира, на котором он стоял.
Должно быть, арлекин остался, чтобы это место не смогли захватить враги… Мефистон покосился на мерцающий в облаках ромб. Портал явно обладал огромной тактической важностью. Библиарий спрятал устройство
Ксенос зашипел от изумления, когда его рука дотянулась до пояса, но не нащупала ничего. Он лихорадочно огляделся по сторонам, высматривая сферу среди обломков, явно думая, что обронил ее, пока убегал от Мефистона. И лишь потом он посмотрел на библиария.
— Цегорах, подкинь мне лиру, — прошептал арлекин уже не так весело. Свяжи мне звезды, дай огня к пиру. Нудные громилы вломились как гамадрилы, видят боги, сгину, если услышу про их тяжелую судьбину.
Говоря, он остервенело ощупывал одежду в поисках детонатора.
Кровавые Ангелы все так же стояли поодаль, держа ксеноса на прицеле, но Мефистон обнажил меч и шагнул к нему, показывая клинком на развалины.
— Здесь мы сможем найти многое, — обратился он к братьям. — И столько узнать. Сообщите на флот, что мы обнаружили нечто особенное.
Арлекин оглянулся на мост. Его пистолет лежал в паре метров, совсем рядом с космодесантниками. Ксенос попытался встать, но рухнул и выругался, вцепившись в остатки ноги и шипя от боли.
— Это было лишь вопросом времени, — продолжил Властелин Смерти, обходя скорчившегося ксеноса. — Империуму Человечества всегда было предначертано…
— Предначертано? — прошипел арлекин. — Да что мон-кеи знают о предначертании? — Он больше не пытался говорить стихами, но цедил слова, брызжа слюной из-под маски. — Вы лезете напролом в металлической скорлупе, слепо идете в места, которые даже представить своими обезьяньими мозгами не можете.
Теперь ксенос был именно таким, каким хотел его видеть Мефистон — взбешенным, страдающим и не способным мыслить ясно.
— Места вроде Ока Дромлах, а? — небрежно спросил он, все так же кружа вокруг альдари. Перечитав тексты Чевака, он гораздо яснее понял, с чем имеет дело. Если же его расчеты верны, то он правильно назвал нависающий над ними портал.
Ксенос умолк, тряся головой и явно не веря своим ушам.
— Может, мы и обезьяны, но некоторые из нас научились читать.
Арлекин, выказав недюжинную силу воли, схватился за ограждения моста и кое-как поднялся. Из изувеченной ноги текла кровь, но он решительно вцепился в перила и даже рассмеялся.
— Вы обречены, мон-кей, и трагедия вашего вида в том, что вашу гибель едва ли заметят, — говоря, он подтащил себя ближе к Мефистону, и достал из-за пояса тонкий нож. — Ваш бог-труп никогда не завладеет местами вроде этого.
Мефистон сурово посмотрел на братьев, услышав лязг перезарядки болт-винтовок, и шагнул к арлекину, не обращая внимания на нож.
— А нам и не нужна власть над развалинами.
— Лжец. Зачем еще вы пришли?
— Я ищу путь через разлом.
Какой-то миг ксенос пристально смотрел на него, а потом отцепил маску, свалившуюся на грудь. Лицо его выглядело как человеческое, но более заостренное и вытянутое, будто отражение в кривом зеркале. У создания были кошачьи глаза и острые уши. На продолговатом черепе выделялись высоко расположенные и выпирающие скулы. Арлекина можно было бы даже назвать красивым, если бы не пылающая в глазах бездумная злоба. Кожа посерела от боли, приобретя тот же оттенок, что и пыль, а глаза затуманились.